Золото Дюка - Мэри Уильямс

1899

Монотонный голос нотариуса бубнил фразы, состоящие из сухих юридических терминов, что совершенно не вязалось с наэлектризованной атмосферой, которая царила в мрачной комнате. Слушатели застыли в немом, полном драматизма ожидании.

Был вечер. Все, кто имел хоть какое-то отношение к наследству, собрались в библиотеке на оглашение завещания умершего лорда Джонатана, главы клана и местного сквайра. Он прожил девяносто лет, последние из которых провел в своей комнате, тираня домочадцев. Ни у кого не было сомнений, что его племянник, Роджер Куртни, будучи ближайшим родственником, унаследует титул и владения. Роджер ждал этого момента терпеливо, за мизерную плату поддерживая земли и все хозяйство в относительном порядке. Вообще-то он служил стряпчим в компании в Пензансе.

И вот, наконец, свершилось: в возрасте тридцати восьми лет Роджер вступал в права наследования. Сохраняя невозмутимый вид, он уже ликовал, предвкушая счастливое будущее. Он слушал монотонный голос нотариуса, ни один мускул не дрогнул на его лице с резкими, четко вылепленными чертами. С ним вместе слушали все: его жена Кларисса, падчерица Арабелла и его собственные от Клариссы дети – близнецы, почти двумя годами младше Арабеллы, Ева и Руперт.

Присутствовали также Оливия – престарелая дальняя родственница; садовник, ворчливый старик с отвратительным характером, такой же коварный, каким был его хозяин в последние годы; экономка, проводившая больше времени в компании с бутылкой, нежели в хлопотах по хозяйству, но которую раньше, нельзя было выгнать, поскольку сэр Джонатан не разрешал. И, наконец, в дальнем углу, в тени, стояла высокая женщина. Иногда луч света, падавший из высокого окна, выхватывал прядь ее золотисто-рыжеватых волос и лицо с высокими скулами. Это была Леона Дарк, женщина, помогавшая по дому в течение последних нескольких лет, что-то вроде приходящей прислуги. Было видно, что она пришла сама по себе и сейчас стояла в стороне от остальных, одиноко, с гордо поднятой головой. Казалось, она вызывала у присутствующих негодование и напряжение, так как была здесь чужой. В конце концов, она всего лишь жена медника, Сарна Дарка – человека с дурной репутацией, который редко бывал в своей лачуге в Келин Вудс, затерянной в лесах, окаймляющих владения Куртни.

Роджеру никогда не нравилось ее пребывание в Фернгейте. Но Леона – одному Богу известно, где она откопала такое имя, – появлялась там, когда хотела. Очень похоже на нее, думал Роджер, злясь и не понимая, зачем этот высохший нотариус пригласил ее сюда.

Но ему предстояло это очень скоро узнать.

Огласив детально документ, включающий имена всех главных и второстепенных наследников, нотариус сделал короткую паузу, перед тем как прочитать дополнение к завещанию.

– «И Леоне Дарк из Келин Вудс я завещаю Оулесвик, со всем содержимым, землями, включая старый рудник «Веал Фэнси», который может быть восстановлен для добычи. Я делаю это в знак признательности и благодарности за ее заботу обо мне в последние годы моей болезни. Я не разрешаю оспаривать мое решение. Вышеуказанная земля принадлежала моей последней жене, Лидии, и никогда не была собственностью Куртни. Наконец на закате жизни я могу отдать долг, который давно собирался отдать. И желаю счастья Леоне и ее сыну Солу. Надеюсь, он оправдает мое доверие. Своей семье я не оставляю ничего, кроме того, что принадлежит ее членам по закону. Что они и заслужили своим отношением ко мне».

Вздох удивления слушателей нарушил тишину, пока нотариус переворачивал страницы. Потом, прочистив горло, нотариус сказал:

– Итак, леди и джентльмены, последний пункт заключает...

Его прервал возглас Роджера:

– Какая нелепость!

Он повернул голову и холодно взглянул на Леону, которая, не моргнув, встретила его взгляд. Какой-то момент казалось, что она осталась одна среди толпы наследников. Возмущение, ненависть – или нечто посильнее? – приковало их взгляды друг к другу, как будто их связывали невидимые прочные узы, которые невозможно разорвать.

Она двинулась к двери, опущенные веки не позволяли различить выражение ее глаз. Только фигура и походка выдавали презрение и злорадство Леоны.

Роджер успел только сказать:

– Я хочу повидаться с вами как можно быстрее. У меня есть предложение по поводу Оулесвика. – Его голос был спокоен и холоден, хотя в нем проскальзывала горечь разочарования.

– Правда? Извольте. Но я вам сразу говорю, что ни земли, ни рудника вам не видать.

И, подняв голову, кутая плечи в черную шаль, Леона Дарк направилась к выходу. Она была теперь довольно-таки грузной женщиной, но в ее походке все еще скользила вызывающая кошачья грация, которую Роджер помнил с тех пор, когда впервые встретил ее.

Гнев, переходящий в ненависть, кипел в нем, но все равно на миг воскресло былое желание. Однако Роджер быстро взял себя в руки, устыдившись мгновенной вспышки страсти. Она шлюха, не более того. Все знают. Но шлюху можно купить. И он сделает это. Надо сохранить Оулесвик и рудник, которые всегда были собственностью Куртни, что бы там ни болтал старый крючкотвор. В руднике «Веал Фэнси» оставалась медь. Там можно еще нажить целое состояние. Он консультировался с экспертами и знал это. И старик, очевидно, тоже знал, но был слишком скуп, чтобы вложить туда деньги и обновить оборудование.

Через полчаса все формальности были закончены.

Слуги разошлись, дети убежали, в комнате остались только Роджер, который мрачно взирал на лежавший перед ним на столе документ, и его жена, обидчиво заглядывающая через его плечо. Это была тонкая женщина с узким личиком, потерявшая всю былую привлекательность от бесконечного напряженного ожидания наследства старика и надежды на лучшую жизнь.

Роджер женился на Клариссе больше из романтического сочувствия, чем из желания, когда она осталась трогательной молодой вдовой с годовалой дочкой на руках. Она была из Лондона, ненавидела деревню, сельскую жизнь и мирилась с ними только по необходимости. К тому же она оказалась плохой хозяйкой, не умела вести дом. Лорд Джонатан никогда не любил Клариссу, да и слуги тоже. Когда родились близнецы, Роджер поначалу испытывал к ней благодарность за сына. К несчастью, мальчик пошел не в семью Куртни, был упрям, своеволен и капризен. Девочка, Ева, была чувствительной, застенчивой и некрасивой, только глаза были хороши, огромные, серые и блестящие, но их упорный взгляд, часто устремленный на отца, раздражал Роджера, вызывая ощущение неловкости. Ева прихрамывала, что придавало своеобразие ее походке.

Роджер никогда не понимал дочь и не пытался это сделать. Мать она также глубоко раздражала. Роджер про себя считал ее простушкой. Только Арабелла отвечала полностью его ожиданиям, но, по иронии судьбы, не была его родной дочерью. Поглядывая на нее иногда украдкой, он поражался, как Кларисса смогла произвести на свет такое удивительное существо. Если волосы жены, сейчас уже седеющие, были бесцветно-белокурыми, а кожа сухой, склонной к морщинам, то пышные локоны Арабеллы были цвета спелой пшеницы, глаза на свету сверкали нефритом, кожа была гладкой и чистой.