Отец ребенка - Елена Сапожникова

Не ищи проторенный путь — найди свой, и пусть другие следуют им…

Мюриэл Строуд

За окном шел дождь. Мелкий, осенний, противный. Он нудно шелестел по оконному стеклу, отбивая всякое желание двигаться. Угрюмое небо нависло серой стальной пеленой над городом, разом отрезав его от солнца и лета. Горожане торопливо передвигались, опустив голову, чтобы холодный ветер не обдавал лицо пригоршнями мелких брызг. Зонтики качались, как большие неведомые цветы: желтые, красные, синие, в крапинку и полоску. Строгие, черные решительно пересекали поток и, сложив металлические спицы, исчезали в блестящих авто, брошенные на заднее сиденье вместе с кейсом. Остальные ныряли в подходящие маршрутки и автобусы, чтобы на ближайшей станции метро на миг расцветить серый день и снова исчезнуть в густой толчее под землей. По календарю шел последний месяц лета, а на улице господствовала осень.

Оксана выключила компьютер, сняла очки и устало прикрыла глаза. Рабочий день закончен, пора домой, но как же не хочется. Не хочется идти домой с тем, что ей стало известно сегодня. Два месяца прошло со времени их обращения в центр планирования семьи и материнства, и только сегодня она получила ответ. Два месяца, заполненные томительным ожиданием, бесконечными анализами, назначениями и верой в будущее. Оксана не сомневалась, что все образуется, медицина шла вперед семимильными шагами, и тем сильнее и горше было разочарование. Маленькая симпатичная докторша в идеально отутюженном халате, которую Оксана видела регулярно, сегодня показалась ей совсем другой: незнакомой, строго-печальной. Постоянная ее помощница, быстроногая худенькая медсестра Верочка, жалостливо прятала глаза за очками в модной тоненькой оправе. Все принятые усилия ни к чему не привели: у них никогда не будет ребенка. Валера бесплоден. Оксана не знала, как сообщить эту новость мужу. Она достала справку из сумочки, еще раз внимательно прочитала холодные строчки диагноза — и опять спрятала официальный бланк в кармашек сумки. Валера не просто будет расстроен, он будет убит. Если бы причина была в ней, Оксане, было б намного легче, она бы согласилась и на суррогатное материнство, а что делать теперь? Оксана помассировала виски руками, потом сцепила их замком на затылке и откинулась на спинку стула. Она сидела перед компьютером, невидяще глядя на экран, где по черному полю плавали замысловатые фигурки.

Уборщица несколько раз заглянула в двери кабинета, погремела в коридоре ведрами и, не выдержав, ворчливо забубнила, намекая на то, что Оксане пора освобождать кабинет. В конце концов ее терпение лопнуло. Сердито топая, она вошла и начала громыхать мусорными корзинами, вытряхивая накопившуюся за день бумагу. Оксане пришлось встать.

— До свидания, Маргарита Николаевна, — попрощалась она.

В ответ ей буркнули что-то нечленораздельное. Уборщица была из той категории людей, которые ненавидят все вокруг, считая себя несправедливо обойденными судьбой. Высокая, элегантная, просто мисс мира в отставке со взглядом Ивана Грозного из-под нарисованных бровей, она постоянно была чем-то недовольна. Летом она ворчала, что в открытые окна залетает пыль, хотя Оксана, сколько ни припоминала, так и не могла вспомнить, кто из коллег открывает окна. Кабинеты были оснащены кондиционерами, и открывать окна в уличный смог никто не решался. Зимой она бухтела, что не успевает утеплять окна, хотя все здание сверкало роскошными германскими стеклопакетами. Она была недовольна мужем, который угробил ее жизнь, недовольна сыном-оболтусом, женившимся на смазливой вертихвостке и укатившим вслед за ней в Питер. Оксана была удивлена, увидев однажды, на какой крутой иномарке приезжает на работу эта, как ей казалось, заезженная жизненными проблемами женщина. Своим открытием она поделилась с девочками из бухгалтерии. Те огорошили ее еще больше, посвятили в то, что Маргарита Николаевна — особа довольно обеспеченная, жена вице-президента их фирмы, работает только потому, что ее мужу захотелось быть ближе к простым людям. Недолго думая он поставил перед своей дражайшей половиной ультиматум: уделять пару часов в день хождению в народ вместо посещения модных тусовок. Хождение в народ было для женщины настоящей мукой, и она, не скрывая, ненавидела всех вокруг, считая их свидетелями своего позора.

Оксана обернулась в дверях, чтобы еще раз попрощаться, но, поймав на себе недобрый взгляд холеной женщины, вынужденной по прихоти мужа махать половой тряпкой, только неловко дернула плечиком и поспешно выскользнула в коридор.

Противный дождь и не думал прекращаться. Он сразу обволок девушку сыростью, щедро набросал бисеринки влаги на волосы и мелкими прозрачными каплями стал цепляться за ворсистую поверхность пальто. Оксана медленно побрела по тротуару и даже не заметила, как угодила в лужу. Ноги в тоненьких замшевых сапожках мгновенно промокли. «Ко всему прочему еще и сапоги испортила», — апатично подумала она и тут же, не заметив, забрела в новую лужу. В сапогах противно захлюпала вода, но ей было все равно.

Народу на остановке не осталось. Оксана видела, как подъехал автобус и забрал толпившихся людей. Она могла спокойно успеть добежать, водитель смотрел в ее сторону и даже призывно махнул рукой, но она отвернулась, словно и вовсе никуда не спешила. Водитель недоуменно посмотрел в ее сторону, он уже давно ездил по этому маршруту, постоянных пассажиров запомнил, и даже на минуту больше положенного продержал двери автобуса открытыми, но она, сделав пару шагов, демонстративно остановилась. Автобус несколько раз чихнул, потом, переваливаясь с боку на бок и кряхтя, как старая бабка, медленно укатил. Только тогда Оксана сдвинулась с места, медленно добрела до скамейки, села и, склонив голову на сцепленные руки, задумалась. Она сидела съежившись, уперев локти в лежащую на коленках сумку, и напоминала намокшую печальную птицу, врасплох застигнутую ненастьем.

Пронесшаяся мимо машина окатила девушку целым фонтаном брызг и, резко затормозив, сдала обратно. Светлое, цвета топленого молока пальто мгновенно покрылось черно-серыми разводами и капельками грязи. Еще вчера Оксана расстроилась бы, рассердилась, а сегодня только вытерла ладонью лицо и снова уткнулась подбородком в сцепленные руки. Иномарка медленно подъехала к девушке задним ходом. Дверца открылась, из-за нее показалось лицо водителя.

— Оксана, что случилось? На тебе лица нет!

Она вяло перевела взгляд на говорившего мужчину:

— Под слоем грязи исчезло.

— Прости, пожалуйста. Слишком резко затормозил, когда увидел тебя. Быстро садись в машину, ты же заболеешь, сидишь под дождем, вся мокрая. В машине переоденься в мою куртку, а пальто отвезем в химчистку, завтра будет как новое.

— Спасибо, не стоит беспокоиться, я на автобусе доеду, — апатично отказалась Оксана. Ей не хотелось посвящать никого в свою проблему, тем более Михаила Алексеевича, Валериного отца.

— Какие глупости ты говоришь! — делано рассердился мужчина. — Быстро залезай. Не дай бог, оставлю тебя здесь мокнуть, потом сам от угрызений совести скончаюсь. Ты же не хочешь моей смерти?