Серебряная ведьма - Сьюзен Кэррол

Солнце скрылось за горизонтом, и его последний луч растаял, словно дым от погашенной свечи. На скалы и полоску леса опустилась тьма, и рваное побережье Бретани обрело очертания, знакомые Симону Аристиду.

Охотник на ведьм натянул поводья крепкой рукой и кожаной перчатке. Вороная резвая кобыла под ним тоже почти слилась с темнотой. Длинные до плеч волосы Аристида, такого же цвета, как грива его лошади, развевались на ветру. С головы до ног он был одет во все черное, а смоляная борода не давала возможности врагам разглядеть в темноте его бледное лицо, обветренное после долгих дней в седле.

Его угловатые черты, суровую линию губ редко озаряла улыбка. Левый настороженный глаз его, такой же черный, как весь его облик, светился умом, а поврежденный правый глаз обычно скрывала черная кожаная повязка. Глубокий шрам через весь лоб уходил под эту повязку и тянулся тонкой отметиной на правой щеке. Это был человек зловещего вида, высокий, сильный, и мало кому пришла бы в голову сумасшедшая мысль напасть на него.

Симон решил, что те существа, которые охотились на него, либо сошли с ума, либо были одержимы злой силой, которая довела их до состояния невменяемости. В такую ночь один, вдали от жилья, он предпочитал думать, что его преследователи были обычными сумасшедшими. Это объяснение казалось более понятным.

Когда вокруг сгустились тени, Симон решил не гнать Элли галопом – это было слишком опасно. Узкая, извилистая горная тропа коварна даже днем. Полный галоп в темноте стал бы самоубийством. Симона манила более безопасная дорога среди деревьев вдоль скал, но за огромными стволами и в густых кустах могло таиться гораздо больше опасности.

Симон пустил лошадь спокойным шагом. Кроме ровного стука ее копыт, он не слышал ничего подозрительного. В кронах деревьев шумел ветер, внизу мерно плескались волны, но мужчина затылком ощущал, что в этой мгле он не одинок.

Они были рядом. По крайней мере, одна из них. Возможно, та, что следила за ним в последней деревне, через которую он прошел.

Наверное, начали сказываться усталость и всего несколько часов тревожного сна. Но он понимал, что утоление здесь ни при чем, потому что Элли вела себя беспокойно. Последнюю милю кобыла нервничала, трясла головой и настороженно водила ушами.

Симон склонился, чтобы погладить ее по шее, и услышал будто бы плач ребенка, хотя на самом деле это мог быть шум ветра среди скал. Однако внутри у него все сжалось от неприятного предчувствия.

За следующим поворотом дорога выровнялась, и крик стал более громким и отчетливым. Симон остановил Элли, пристально вглядываясь в даль. Ярдах в ста от него, под скалой, у края дороги в лунном свете что-то виднелось. Кто-нибудь другой принял бы это за обычный сверток, забытый рассеянным пастухом, но Симону доводилось находить такие свертки и раньше.

Ребенок был еще жив, и плач его теперь слышался совершенно ясно. Сердце Симона забилось сильнее, и ему захотелось броситься на помощь. Но он слишком долго опасался слишком многого, чтобы опрометчиво спешить.

Сойдя с лошади, он отвел Элли в тень деревьев и привязал ее к березе. Кобыла фыркала и тревожно топталась от страха. Она встала так, чтобы мощной грудью заслонить ему дорогу из рощи.

Симон погладил ее, успокоил и осторожно стал пробираться в тени деревьев вдоль скалы, внимательно осматривая дорогу. На площадке, где лежал ребенок, спрятаться было невозможно. Симон был бы открыт для стрелы убийцы, который мог затаиться среди деревьев.

Но его враги обычно действовали иначе, а крик ребенка совершенно ослабил его бдительность. К тому же детский голосок становился все слабее. Возможно, они не рассчитывали, что он подоспеет так скоро.

Пройдя мимо Элли, Симон обнажил меч и направился к младенцу, которого теперь едва было слышно. И вот раздался последний слабый крик, наступила тишина. Позабыв про осторожность и усталость, он побежал, рассыпая под ногами каскады мелких камней.

Возле маленького свертка у края дороги он остановился и упал на колени. Ветер трепал край старенького одеяльца, но ребенок уже не шевелился. Симон положил меч, снял перчатки и взял ребенка на руки с осторожностью, которая стала для него такой же привычной, как молитва.

«Умоляю, прошу тебя, Господи, дай мне успеть вовремя. Хотя бы на этот раз».

Он приоткрыл личико младенца и задохнулся. На него смотрели пустые глазки-пуговки тряпичной куклы, а нарисованный рот издевательски улыбался.

Обманка!

Ему едва хватило времени, чтобы услышать взмах со стороны слепого глаза и отреагировать на шум. С ужасом он заметил рядом яму и успел увернуться от нападения женщины, которая в ней спряталась. Оскалившись, она бросилась на него, толкнув в спину. В лунном свете мелькнуло оружие в ее руке, дотянувшейся почти до его горла. Симон сумел отбить удар тряпичной куклой и вскочил на ноги, отбросив злодейку в сторону. Со свирепым воем, она сильно ударилась о землю. Когда он поднялся, она тоже была на ногах, встав между ним и его мечом, с усмешкой отшвырнув его ногой подальше.

На ней были потрепанные крестьянские штаны и рваная рубаха, темные волосы растрепались, глаза округлились от бешенства, рот исказился от злобы. В сапоге у Симона был спрятан нож, но мужчина стоял не шелохнувшись.

– Женщина, отойди, – негромко произнес Симон. – Я не хочу причинить тебе зла. Брось свое оружие, и я готов пощадить тебя, если ответишь на мои вопросы.

Злодейка откинула голову, издав звук, похожий на плач новорожденного.

– Что за вопросы? – издевательски спросила она. – Где же младенец? Не было его, охотник на ведьм. И это единственный ответ, который ты получишь от меня. Разве что вот это. – И она выхватила свое оружие, приближаясь к нему. – Не хочешь причинить мне зла. Ба! – плюнула она в сторону Симона, чуть не попав ему на сапог. – Знаю я, как вы, охотники на ведьм, задаете вопросы. С каленым железом и плетью.

– Это не мой метод, – проговорил он. – Если ты снова нападешь, мне придется тебя убить.

– Что за беда! Я смерти не боюсь. Серебряная роза меня оживит.

С душераздирающим криком она прыгнула на него снова. Симон схватил ее за запястья, чтобы остановить, но она оказалась слишком сильной, словно в нее вселился дьявол. Симону стоило больших усилий удержать ее. Он чувствовал ее дыхание, слышал скрежет ее зубов, она едва не прокусила ему щеку.

Больше всего его внимание привлек странный нож в ее правой руке. Она замахнулась, и конец ножа распорол ему камзол. Симон завернул ей руку и держал, пока она не выронила оружие. Ведьма рассвирепела, начала брыкаться, пытаясь его укусить. Поняв, что все старания напрасны, она наклонила голову и боднула его в подбородок так сильно, что Симон взвыл от боли, отпустив ее и отступив на шаг, едва устояв на краю обрыва.