Невеста джентльмена - Кэндис Кэмп

Лондон

1824 год

Мэри Баскомб было страшно. Ей и раньше доводилось испытывать чувство страха, но кто бы не испугался, оказавшись в новой и опасной обстановке, столкнувшись лицом к лицу с тем, что заставляет сердце биться в два раза чаще? Но это был вовсе не тот случай, когда они увидели, как медведь обнюхивает бельевую веревку, натянутую матерью. И даже не тот, как в день, когда, казалось, сердце подпрыгнуло к горлу: отчим, источая отвратительный запах спиртного, ухватил ее за руку и отшвырнул от себя. Тогда она знала, что делать, – знала, как медленно и тихо вернуться в дом, схватить тяжелый пистолет и тяжело обрушить его на отчима сверху вниз так, что тот испустил отчаянный вопль.

Однако сейчас ею владело совершенно иное чувство. Она находилась в незнакомом городе, полном незнакомых людей, не имела ни малейшего представления, что делать дальше, и ощущала себя… потерявшейся.

Мэри еще раз бросила взгляд на оживленные пристани вокруг. Еще ни разу в жизни ей не доводилось наблюдать такого шума и суеты, такого скопления людей, собравшихся сразу в одном месте. Мэри пришло в голову, что хотя филадельфийские торговые доки и славятся деловой активностью, но то, что творится здесь, в Лондоне, не идет с ними ни в какое сравнение. Все доки были окружены огромными штабелями непрерывно загружаемых и разгружаемых товаров, толпами спешащих людей – казалось, им всем нужно было где-то быть, но ни у кого не было времени, чтобы добраться до нужного места.

И еще. Здесь совершенно не было женщин. Правда, ей удалось увидеть нескольких, которые, сойдя с судна, тут же исчезали в экипажах в сопровождении мужчин. В самом деле, все пассажиры с ее корабля уже давно сошли на берег, и лишь она вместе с сестрами еще оставались на причале одинокой стайкой рядом с небольшой кучкой багажа. Между тем тени продолжали становиться все длиннее, и до того, как нагрянет ночная тьма, оставалось совсем немного времени. Безусловно, здесь, в Лондоне, им не грозило попасть к американским индейцам, но Мэри была достаточно умна, чтобы понимать – лондонские доки в ночное время вовсе не место для прогулок четырех одиноких девушек.

Вся проблема заключалась в том, что Мэри не имела ни малейшего представления, что делать дальше. Она ожидала, что неподалеку от того места, где они покинули корабль, должен быть хоть какой-никакой постоялый двор, но лишь только они сошли с судна, Мэри поняла, что вокруг нет ни одного домишки, в котором могла бы остановиться группа уважающих себя молодых девушек. С другой стороны, ей вовсе не хотелось бы пройтись вместе с сестрами по подозрительным узким улицам, виднеющимся впереди. Пару раз она пыталась остановить проезжающие мимо наемные экипажи – а их было совсем немного, – однако извозчики лишь отворачивались и проезжали мимо, словно не замечая. Не было никаких сомнений: рассмотрев их нехитрый скарб, возницы понимали, что Мэри с сестрами не смогут дать хорошую цену.

Но и оставаться здесь дольше они не могли. Несмотря на то что невдалеке показался очередной экипаж, сестры не без труда взвалили свои пожитки и двинулись в сторону узких грязных улиц подальше от доков. Неуверенно оглядевшись вокруг, Мэри увидела, как несколько докеров, до этого загружавших судно, оценивающе уставились на сестер, да и на нее саму тоже. Заметив, что она остановилась взглядом на одном из них, докер наградил Мэри наглой улыбкой, больше похожей на оскал. Словно оцепенев, она окатила его ледяным взглядом и повернула назад, медленно и осторожно.

Она всегда проявляла заботу обо всех своих трех сестрах – о Роуз, следующей за ней по старшинству и слывшей в семье первой красавицей благодаря бездонно-прозрачным синим глазам и густым черным волосам; о Камелии, чьи глаза в отличие от Роуз были серыми, и в них светился ум, а затейливо сплетенные темно-золотистые волосы напоминали сияющую над головой корону; о Лили, самой младшей, любимице отца, в светло-каштановых волосах которой словно застыли прожилки солнечных лучиков, а серые глаза отдавали зеленью.

Три сестры пристально взглянули на Мэри, и в их глазах светилась такая непоколебимая вера, что ледяной обруч, охвативший грудь старшей, казалось, затянулся еще туже. Сестры рассчитывали на ее заботу и опеку, так же, впрочем, как и их мать рассчитывала на то, что старшая сестра заберет младших девочек подальше от отчима в случае ее смерти и найдет приют и безопасность за океаном в лондонском доме ее отца – деда всех четырех. Мэри удалось исполнить первую часть этого плана, но она прекрасно понимала, что все усилия окажутся напрасными, если во второй они потерпят неудачу. Сейчас ей было необходимо разместить сестер на ночлег в каком-нибудь безопасном, подобающем для девушек месте, а затем, встретившись с дедом, которого никто из них никогда не видел, с человеком, выкинувшим из родного дома собственную дочь за противление отцовской воле, убедить его принять в свой дом ее детей. Мэри инстинктивно покрепче прижала к груди свою прошитую кожаную сумку-саквояж.

В тот же миг перед ней возникла невесть откуда появившаяся фигура и, нависнув над Мэри, повалила ее на землю. В первые мгновения девушка была столь напугана, что не могла даже думать, а не то чтобы попробовать двигаться, и лишь немного погодя осознала, что в руках ничего нет. Ее саквояж! Отчаянно оглядевшись, Мэри поняла, что сумка исчезла.

– Моя сумка! Он похитил наши документы! – Едва поднявшись на ноги, она увидела стремительно улепетывающий силуэт. – Стой! Стой, ворюга!

Задержавшись лишь для того, чтобы бросить взгляд на Роуз и убедиться, что багаж на месте, Мэри приподняла юбку и бросилась следом за грабителем. Перехватив взгляд старшей сестры, который Роуз за много лет научилась понимать без слов, она осталась около пожитков, а Лили с Камелией, нерешительно потоптавшись, припустили за сестрой. Казалось, Мэри бежала быстрее, чем когда-либо в жизни, но ее сердце трепетало от ужаса. В этой сумке находилось самое важное для всех четырех, все то, что могло доказать деду их честность и родство. Без этих документов у сестер не оставалось никакой надежды, без них они навечно застряли бы в этом огромном, гадком, совершенно незнакомом городе, не зная, куда деться и к кому обратиться за помощью. И она обязана вернуть саквояж!

Ее сестры находились позади, совсем близко. Камелия, самая быстрая из сестер, уже почти догнала Мэри, но жилистый разбойник все равно был еще быстрее. Обогнув угол какого-то дома, она увидела, что вор находится впереди уже на расстоянии полуквартала, и с мучительной безнадежностью осознала, что схватить его не удастся…

На расстоянии в несколько ярдов перед убегающим вором, о чем-то беседуя, стояли двое мужчин. Предприняв последнюю отчаянную попытку, Мэри закричала:

– Остановите его! Это вор!

Обернувшись, мужчины взглянули на девушку, но не сделали ни шагу, чтобы поймать грабителя, а Мэри уже знала, ощущая боль в сердце, что будущее сестер исчезает прямо на глазах.

Сэр Ройс Уинслоу вышел из игорного дома и несколько раз небрежно покрутил тростью, украшенной золотым набалдашником, прежде чем поставить ее наконечник на землю. Будучи весьма привлекательным зеленоглазым блондином, которому едва за тридцать, он не казался тем человеком, которого можно было бы встретить выходящим из игрового заведения, притулившегося среди доков. Его широкие плечи обтягивала тончайшая шерсть элегантного синего сюртука от «Вестона», отполированные туфли на ногах были явно работы «Хобби» [1], а отлично сидящие палевые панталоны вкупе с белоснежной сорочкой, небрежно повязанный галстук, незамысловатая часовая цепочка с брелоком, явно сделанные на заказ, выдавали в нем богатого человека с утонченным вкусом. Только родной брат Фиц мог знать, как часто его можно было застать в этом месте, да и то, по словам самого Фица, «на дурака».