Непорочная грешница - Рексанна Бекнел

Научи свое дитя просить милости у бога,

Служить ему и святой матери церкви.

Потом дай ему свое материнское благословение,

Но не забывай о розге.

Тассер. 1513 год

Замок Мейденстон, Уэссекс.

10 июня 1135 года

Второе дитя должно умереть.

Лежавшая на широкой кровати женщина застонала, но ни Эдгар де Валькур, ни его мать, леди Хэрриет, не обратили на это внимания. Бесшумно снующая повитуха приводила в порядок свою госпожу, обессилевшую после трудных и продолжительных родов. Тем временем служанки обмыли двух младенцев и запеленали их в тонкое полотно.

Ребенка, родившегося первым, положили в колыбельку, приготовленную задолго до его появления на свет. Для второго младенца, однако, колыбельки не нашлось. Более того, судьбу этого несчастного создания и обсуждали в этот самый момент сэр Эдгар и леди Хэрриет.

— Ты хочешь, чтобы мою дочь умертвили? — не веря своим ушам, спросил сэр Эдгар. — Ты готова вот так распорядиться человеческой жизнью?

— Ради спасения я готова на все, — произнесла старуха; она и бровью не повела, услышав угрозу в голосе сына. — Всякий знает, что у близнецов одна душа на двоих. В прежние времена их обоих бы утопили. Так что радуйся, что я не разделяю языческих верований. Слава создателю, у меня куда более просвещенный ум.

Она смотрела на него пронизывающим взором, готовая встретить возражения, хотя к делам такого рода мужчины обычно не имели касательства.

— Поскольку первое дитя обрело все лучшие качества этой единой общей для близнецов души, его следует сохранить. Оно станет отрадой и благословением Мейденстонского замка — помяни мои слова — и будет ублажать тебя в старости. Но второе… — Старуха замолчала и направила в сторону крохотной девочки такой злобный взгляд, что служанка, державшая младенца на руках, невольно попятилась. — Но второе наследует все дурное и темное, что запрятано в человеческой душе. Не веришь мне — спроси священника.

Взгляд старой дамы снова впился в глаза сына. — Выбора нет. Если ты желаешь добра своей семье, убей ее сегодня же.

— Но это… противоречит законам божеским… и противно рыцарской чести.

— Только не пытайся уверить меня, сын мой, что тебе не приходилось убивать детей или женщин во славу короля Стефана и господа!

— Ну… такое случалось. Однако на войне. Согласись, существует все-таки разница?

— А что есть наша жизнь? Разве не вечная война с дьяволом? Священная война — запомни! — Старуха схватила подвязанные к поясу четки и едва не ткнула их сыну прямо в лицо.

Перед этим оружием сэр Эдгар был вынужден отступить на шаг.

— И потому ты просто обязан уничтожить это отродье дьявола! — Ноздри старой дамы затрепетали от негодования и презрения. — Ну а коли тебе недостает мужества — что ж, я возьму это на себя!

— Нет!

Едва услышав слабый голос жены, Эдгар повернулся к ней, испытывая некоторое облегчение. В вопросах войны и мира, в делах политики и в вечных склоках из-за земельных угодий он чувствовал себя как рыба в воде. Сэр Эдгар умел принимать решения, часто очень жесткие, и без страха смотрел в лицо опасностям, которые часто порождала его решительность. Именно благодаря этому свойству он занял почетное место в рядах сторонников короля Стефана, который возглавил борьбу с дочерью старого короля Генриха Матильдой. Его несгибаемый характер помог ему заполучить во владение Мейденстонский замок и все примыкавшие к нему земельные угодья.

Сэр Эдгар немало выиграл от союза со Стефаном, получив в придачу к замку руку богатой невесты, которая, став его женой, подарила ему двух сыновей, а теперь девочек-двойняшек.

— Эдгар, прошу тебя, — шепотом взмолилась жена его, леди Элла.

Сэр Эдгар с готовностью устремил на нее глаза, хотя бы для того только, чтобы избежать пронизывающего взгляда своей матери, который опалял ему кожу даже в этом жарко натопленном покое.

— Не волнуйся, — пробормотал он, сжимая ее тонкие пальцы. — Мы сохраним и вторую девочку.

— Я хочу, чтобы обе дочки остались при мне. Не позволяй ей убить мое дитя… Молю тебя… не позволяй ей этого…

Переполнявшие ее глаза слезы наконец пролились, оставив на бледном лице две узкие, влажно поблескивающие дорожки. Что и говорить, она была настоящей красавицей, его Элла, и Эдгар был готов на все, чтобы вызвать у нее улыбку. Ему не давала покоя мысль, что, люби он свою супругу чуть меньше, его мать относилась бы к ней куда лучше.

— Успокойся, жена. Тебе нужно сохранить силы — как-никак предстоит выхаживать ребенка…

— Детей, муж мой, детей, — продолжала молить она. — Господь благословил нас дважды. Скажи, как они выглядят?

— Как выглядят… как выглядят?.. Как все младенцы — как же еще? — Сэр Эдгар пожал плечами, поскольку одарил дочек лишь поверхностным взглядом. Сыновья заинтересовали бы его гораздо больше.

— Принеси их мне, — попросила Элла, сжимая его руку. — Я хочу увидеть моих дочурок.

— Только одну, первую, — приказала леди Хэрриет, останавливая служанку, которая продолжала держать на руках вторую девочку.

— Нет, обеих, — взмолилась леди Элла, вглядываясь в лицо мужа, на котором проступило сомнение. — Я уже подарила тебе двух сыновей, — едва слышным шепотом напомнила она сэру Эдгару. — Как можешь ты лишать меня права видеть моих дочек?

С минуту сэр Эдгар колебался. Церковь, разумеется, не одобрила бы убийства ребенка. С другой стороны — зачем убивать? Можно ведь просто-напросто бросить ребенка в лесу, впрочем, это равносильно убийству. Тем временем Элла продолжала сжимать ему руку, напоминая о себе.

— Я подарю тебе еще сыновей, муж мой. Зал в твоем замке наполнится красивыми, сильными юношами. Об одном только тебя молю — сохрани моих девочек!

Ее глаза жгли сэра Эдгара, словно уголья, а пальцы с неожиданной силой цеплялись за его руку. И опять — обычное дело — его плоть воспряла в ответ на ее прикосновения: прошло уже много времени с тех пор, как они вместе делили ложе. Если он не оставит вторую дочь в живых, его жена будет предаваться скорби — как в тот год, когда умер их первенец. «Тоже девочка», — вспомнил сэр Эдгар. Тогда леди Элла не допускала его к себе очень и очень долго, и сэр Эдгар не желал, чтобы это повторилось.

— Тебе дадут твоих дочерей. Обеих, — пообещал он, поддаваясь порыву великодушия.

Когда же она улыбнулась ему трепетными бескровными губами и подняла на него глаза, наполненные слезами благодарности, сэр Эдгар расправил плечи — он был горд, что имел возможность доставить своей жене минуты счастья.