Почему у женщин при социализме секс лучше. Аргументы в пользу экономической независимости - Кристен Годси Страница 5

Среди ночи женщина вскрикивает и выскакивает из постели с ужасом в глазах. Изумленный муж наблюдает, как она мчится в ванную и открывает аптечку, затем кидается в кухню и исследует содержимое холодильника. Наконец, она распахивает окно и осматривает улицу возле дома. Глубоко вздыхает и возвращается в постель.

– Что стряслось? – спрашивает муж.

– Мне приснился кошмар, – отвечает жена. – Снилось, будто у нас есть необходимые лекарства, холодильник забит продуктами, а на улице чисто и безопасно.

– Какой же это кошмар?

Женщина качает головой и содрогается.

– Я подумала, коммунисты вернулись к власти.

Опросы общественного мнения показывают, что многие граждане уверены, что до 1989 г., при авторитаризме, жили лучше. Хотя эти опросы могут свидетельствовать скорее о разочаровании настоящим, чем о желании вернуться в прошлое, они осложняют тоталитарный нарратив. Например, опрос случайной выборки из 1055 совершеннолетних румын в 2013 г. показал, что только треть считает, что жили хуже до 1989 г.: 44 % сказали, что жили лучше, и 16 % не заметили изменений. Эти результаты интересны и в отношении гендерного распределения: 47 % женщин и лишь 42 % мужчин считали государственный социализм лучшим строем для своей страны. Аналогично, если 36 % мужчин заявили, что их жизнь по сравнению с 1989 г. улучшилась, только 31 % женщин полагали, что при диктаторе Николае Чаушеску им жилось хуже, чем сейчас. И это в Румынии, одной из самых коррумпированных и деспотичных стран бывшего Восточного блока. Такие же результаты принесло исследование в Польше в 2011 г., а также опросы в восьми других бывших социалистических странах в 2009 г. Многие из граждан, имевших возможность жить при двух экономических системах, сегодня видят, что капитализм хуже социализма, от которого они когда-то с радостью отказались ^[17].

★

Вернемся в Соединенные Штаты. Крах социализма в Восточной Европе ознаменовал начало триумфального шествия западного капитализма. Идеи «Великого общества» ^[18] по регулированию нашей экономики с целью роста благосостояния всех граждан, включая женщин, оказались в немилости. Приход так называемого Вашингтонского консенсуса (рожденного рейганомикой) означал приватизацию и сворачивание системы социального обеспечения во имя рыночной эффективности. На протяжении 1990-х и 2000-х гг. финансовый, транспортный и коммунальный секторы лишились госрегулирования. Мы приравняли свободу к свободному рынку. После мирового финансового кризиса 2008 г. экономические элиты перераспределили и без того скудные государственные бюджеты, урезав социальные программы и истратив деньги налогоплательщиков на спасение банкиров, ответственных за произошедшее. Акция «Захвати Уолл-стрит» привлекла внимание к структурному неравенству, но политики, как республиканцы, так и демократы, единодушно отвечали разгневанной общественности все тем же старым лозунгом: капитализму нет альтернативы.

Это ложь.

Консервативные рыцари холодной войны ответят на любую попытку уйти от примитивизации истории государственного социализма XX в. воплями о голоде и репрессиях сталинизма. В их воображении весь опыт социалистических стран сводится к стоянию людей в очередях за хлебом и доносам на соседей в тайную полицию. 70 лет в Советском Союзе и 45 лет в Восточной Европе тоталитарные лидеры, видимо, только и делали, что швыряли всех граждан до единого то в трудовые лагеря, то в тюрьмы. Если рождались дети, то не потому, что люди хотели создать семью, – нет, это Партия массово осеменяла население для выполнения установленных норм воспроизводства. Антикоммунисты отказываются признать важные различия социумов, принявших социализм, или воздать должное их многосторонним достижениям в науке, образовании, здравоохранении, культуре и спорте. В стереотипах, продвигаемых западными лидерами, государственный социализм – это неэффективная экономическая система и устрашающая красная угроза, противостояние которой требует миллиардов долларов налогоплательщиков. Как то и другое могло бы сосуществовать, непонятно.