Парни и секс. Молодые люди о любви, беспорядочных связях и современной мужественности - Пегги Оренстейн Страница 40

Латиноамериканцы тоже отмечали проблему соответствия или отклонения от преобладающих идеалов. Маурисио 18 лет, его родители иммигрировали из Эквадора. Он признался, что чувствует себя «оторванным» от социальной жизни в своей старшей школе, куда ходят в основном белые. «Я не вписываюсь, — сокрушался он. — Я не белый, не высокий, не модный, не мускулистый. Так что у меня никогда не было девушки». Проблема, по его мнению, не в фамилии, а в росте, весе и цвете кожи. «В кампусе есть один парень-латиноамериканец, но, встретив его на улице, вы бы решили, что он белый, — сказал Маурисио. — И у него много девушек. Латиноамериканцы, похожие на меня? Нам намного сложнее. Порой ты чувствуешь себя ненужным и думаешь: “А что, если весь мир такой? Что, если я никогда никому не понравлюсь?” Иногда мне жутко одиноко».

Расовые оскорбления спровоцированы белым мейнстримом. Убежденность в том, что азиаты менее мужественные, изначально закрепилась во время «желтой опасности» в XIX веке: якобы на это указывают их традиционные прически и одежда. Такими суждениями оправдывали и Акт об исключении китайцев ^[152], и убийства на национальной почве. К сожалению, ситуацию усугубляют и представители других этнических меньшинств. В 2017 году на своем ток-шоу Стив Харви, темнокожий, довольно грубо прошелся по книге «Как назначить свидание с белой женщиной: практическое руководство для азиатских мужчин». Он пошутил, что хватило бы одной страницы с коротким диалогом: «Простите, вам нравятся азиаты?» — «Нет». — «Спасибо». Продолжением, по его словам, могла бы служить листовка «Как назначить свидание с темнокожей женщиной», в которой на тот же вопрос дается другой ответ: «Я даже китайскую кухню не выношу, малыш. Не буду тратить на тебя время. Я не ем то, что так сложно называется, даже произнести невозможно». Эдди Хуанг, шеф-повар и телеведущий, ответил на этот выпад в колонке New York Times: «Каждый американец азиатского происхождения знает, какое мнение о нас сложилось в доминирующей культуре. Мы хорошо считаем, мы умеем кланяться, мы подкованы с технологической точки зрения, мы с рождения знаем, что такое субординация, наше мужское достоинство размером с флешку… Раньше я искренне верил, что никто никогда не захочет со мной общаться. Я, конечно, убеждал себя, что все это ложь, но планомерная кастрация азиатских мужчин во всех медиа стала самосбывающимся пророчеством, которое породило самое настоящее отвращение к азиатским мужчинам в реальном мире». Что уж говорить о ситуациях, когда расовые стереотипы примеряют на себя популярные артисты. Комедийный актер Кен Джонг, известный своими бесполыми персонажами в фильмах «Мальчишник» и «Безумно богатые азиаты», сдобрил свое выступление на Netflix в 2019 году шутками про микроскопические члены и каламбурами про фамилию своей жены — Хо ^[153]. Кто он — беспощадный сатирик (как он сам утверждает) или же желтолицый менестрель, зависит все же — как и в случае с Лил Дики — от влияния его выступлений и ролей, а не его личных намерений, а в этом как раз и кроется проблема. Не уверена, что тринадцатилетки, хохочущие над фильмом «Мальчишник-2», улавливают смысл иронии, когда пенис персонажа Джонга путают с грибом шиитаке.

Иногда, размышлял Спенсер, колкости в адрес азиатской маскулинности злили его меньше, чем «двадцать пять из тридцати» сверстников в колледже, которые олицетворяли собой эти стереотипы. «Я на грани того, чтобы стать расистом по отношению к своему народу, — сказал он, — и ничего не могу поделать. Меня мутит от всего этого, но изменить свои чувства я не могу». В средней и старшей школе он старался опровергнуть стереотипы: занимался несколькими видами спорта (хотя «автоматически попадал в невыгодное положение как низкорослый парень») и встречался с белыми девушками. «Я игнорировал многих азиатов, — сказал он. — Я гордился тем, что я другой, что выделяюсь на их фоне». Однако подобная исключительность налагает и ограничения. Недавно на концерте Спенсер и еще один парень-азиат отбились от группы своих белых приятелей. Пока они пробовали протиснуться в толпе и догнать друзей, два белых парня отреагировали довольно агрессивно. Они успокоились, только когда поняли, что происходит. «Ясно, — сказал один из них, — вы с ними, а мы-то подумали, что вы тут сами по себе, два чудика-гномика».

«Меня это выбесило, — вспоминал Спенсер. — Хотелось сказать: “Ты это говоришь, потому что я низкого роста и я сильно выпил и веду себя как чудик? Или дело в том, что я азиат и поэтому ты называешь меня чудиком?”» Мой собеседник никогда не узнает ответа на этот вопрос — вот в чем проблема. Неизвестно, чем вызвана подобная реакция: расизмом и нетерпимостью к гендерному многообразию — или же причина в поведении вызвавшего ее человека. Но, как и Хавьеру, Спенсеру приходится постоянно теряться в догадках и тратить эмоциональные силы на сомнения, которые разрушают его изнутри.

В любой момент можно лишиться жизни

Первый инцидент произошел с Хавьером перед началом девятого класса. Я смогла найти подтверждение некоторым, хотя не всем деталям. Но частности не так важны, как последствия, влияние этого события на жизнь Хавьера и его темнокожих одноклассников. Парень из выпускного класса, тоже темнокожий, напился на вечеринке и приставал с объятиями к белой девушке. На следующий день он прислал ей сообщение или даже письмо с извинениями. Каким-то образом это признание вины попало в социальные сети — и там его оценили как обличение, а не оправдание. Обо всем узнала школьная администрация. Некоторые уверяют, что девушка не хотела выдавать парня, но ее родители настояли. После расследования его исключили. Второй случай произошел в конце следующего лета, на другой вечеринке. Белая девушка уснула в спальне и проснулась якобы из-за того, что темнокожий парень лежал на ней сверху и раздевал ее. Несколько месяцев спустя она сообщила об этом руководству школы, ситуацию изучили, и дело точно так же закончилось исключением. Позже на общем школьном собрании, где ученики могли высказаться на любую тему, девушка прочитала подготовленное заявление о сексуальных домогательствах, утверждая, что виновник до сих пор не в тюрьме только потому, что он темнокожий. Хавьера поразила ее безапелляционность, к тому же никто из взрослых не вмешался в обсуждение. Некоторые темнокожие ученики, включая его, вышли из аудитории в слезах.

«Это был настоящий дурдом, — вспоминал Хавьер. — Не думаю, что я когда-нибудь так сильно плакал на людях. У меня было такое чувство, что на меня напали. По идее, в школе должно быть комфортно и безопасно, а тут меня просто разорвали на части. Когда она закончила, мне было тяжело смотреть на одноклассников, учителей и директора, которые вообще-то должны меня защищать. Хотелось сказать: “В тот момент вы будто плюнули мне в лицо”».