Тайная жизнь мужей. Все, что вам нужно знать о своем главном мужчине - Мелисса Кацулис Страница 4

Томас признается, что после перехода, когда он внезапно стал выглядеть точь-в-точь как настоящий мужчина (будучи из тех транссексуалов, кому переход дался легко), вдруг потрясенно осознал, что мужские привилегии в самом деле значат в повседневной жизни. В редакции, где он работал журналистом, теперь внезапно становилось тихо, когда он громко вмешивался в оживленную дискуссию. Раньше с ним такого не случалось: его вечно перебивали и перекрикивали. Мужчины на улице стали провоцировать его на драку. Женщины начали бояться, когда темной ночью он внезапно оказывался за спиной. После смерти матери никто не обнимал и не утешал его. Он считает, что об этом необходимо говорить: «Когда обсуждаешь подобные вещи, оказываешься в зоне риска как с личной, так и с профессиональной точки зрения. Если мужчины не говорят сразу «да, совершенно верно», – это газлайтинг». ^[5]

Вне всякого сомнения, споры на темы, связанные с гендером, затрагивают все аспекты нашей жизни, как частной, так и общественной. И что же происходит с брачными обязательствами, концепцией, основанной на принципе неравенства мужчин и женщин? Юношам и девушкам, желающим связать себя брачной клятвой, придется хорошенько подумать, как оптимально адаптировать правила к гендерным ролям двадцать первого века. Для более старшего поколения, возможно, уже слишком поздно.

Я спросила группу женатых мужчин солидного возраста, считают ли они, что концепт мужественности переживает кризис. Они согласились, что «определенный вид – да», подразумевая не тот, что есть у них. В конце концов, им удавалось на протяжении нескольких десятков лет обеспечивать женам счастливую жизнь и в то же время не терять работу за домогательства к официантке. Но в то же время отчетливо прослеживалось нежелание углубляться в закостенелые стереотипы, на которых основаны их роли в семье. Ответ на вопрос, кто выносит мусор, – вот максимально откровенная информация, которую они готовы были сообщить, чтобы признать некоторую старомодность.

Один из них – лет под сорок – признался, что борьба с сексизмом после пришествия «MeToo» помогла ему раскрыть собственную мужественность: «Я чувствую, как включается мужской инстинкт борьбы с мизогинией. Например, когда решаюсь не отмалчиваться, а сказать очередному идиоту, что его шутки о месте женщины на кухне не смешны. Обычно это сопровождается изрядным волнением (не очень по-мужски), поскольку знаю, что на меня ополчится вся стая, иногда включая женщин. Но в глубине души уверен, что для сказанного нужно больше смелости, чем для тупого следования «норме», и оттого испытываю гордость и чувствую себя настоящим мужчиной». ^[6]

Подобный замечательно радикальный тип поведения должен бы вселять во всех нас надежду. Но от старых привычек не так-то легко избавиться, как справедливо заметил клинический психолог Алекс во время обсуждения его собственного ощущения мужественности: «Помню, как однажды признался соседу по квартире (крайне старомодному типу), что никогда в жизни не держал в руках дрели. Помню его удивленный взгляд – будто я сообщил, что ношу женское белье, и попросил его сделать то же самое, может быть, даже в моем присутствии. Это было несколько лет назад, но воспоминания живы до сих пор. Я был неправильным мужчиной, но осознание пришло слишком поздно. Это вывело меня из себя, хотя, кажется, я пытался отвоевать право на собственную жизненную позицию. Полагаю, на самом деле мне не нужно было доказывать свою мужественность, но в то же время я чувствую, когда другие мужчины замечают мои промахи. Это унизительно и, на мой взгляд, неправильно».

«Быть может, я прошу о помощи не так часто, как должен бы. Оказавшись на улице с полным мочевым пузырем, я не обращусь к мужчине-бармену с просьбой разрешить мне воспользоваться туалетом. Вдруг он откажет, и я окажусь в неловком положении. Как странно иногда устроена мужская иерархия…»

Я побеседовала с обозревателем GQ Джастином Майерсом, который также пишет романы и ведет блог о современном концепте мужественности. Я спросила его, в каких ситуациях он сильнее всего ее ощущает: «В спортзале. В раздевалке – это место не возбуждает меня, а напоминает об уроках физкультуры. Мне не хочется там быть. Но чем старше становлюсь, тем равнодушнее, и особенно сильно ощущаю себя мужчиной, когда иду из душа к шкафчику. Я обнажен и в этот момент чувствую ту самую силу, которая ассоциируется у меня с мужским естеством. Не потому, что имею великолепное тело, но именно потому, что мне все равно».

В этом есть определенный смысл – от осознания того, что тебе плевать на мнение других, внутри пробуждается сила. Майерс усматривает корни этого явления в процессе социализации мальчиков в раннем возрасте: «Все дело в самостоятельности. Мужчин учат как можно раньше становиться независимыми – даже поддерживающие элементы на велосипедах убирают, когда ребенок еще совсем маленький». Традиционно это приравнивается к толстошкурости и общей крутизне.