По ту сторону порабощающих нас иллюзий. Дзен-буддизм и психоанализ - Эрих Фромм Страница 13

Отчуждение мысли в сущности не отличается от отчуждения души. Часто человеку представляется, будто он продумал нечто, будто его мысль – результат его собственной мыслительной деятельности; на самом же деле он перенес свой рассудок на такие идолы, как общественное мнение, газеты, правительство или политический лидер. Он верит, что они выражают его мысли, тогда как в действительности он принимает их мысли за свои собственные, потому что он избрал их своими идолами, божествами мудрости и знания. Именно по этой причине он зависит от своих идолов и не способен отказаться от поклонения. Он их раб, потому что вложил в них свой ум.

Другим примером отчуждения является отчуждение надежды, при котором будущее превращается в идола. Такое обожествление истории ясно прослеживается во взглядах Робеспьера. «О, грядущее поколение, сладостная и хрупкая надежда человечества, ты не чуждо нам; ради тебя мы стойко сносили удары тирании; твое счастье – вот цена нашей мучительной борьбы; порой, обескураженные обступающими нас со всех сторон трудностями, мы испытываем потребность в твоем утешении; тебе мы вверяем завершение наших трудов и судьбу всех неродившихся поколений!.. Торопись, о грядущее поколение, приблизить час равенства, справедливости и счастья!»[37]

Сходным образом коммунисты часто пользуются искаженной версией марксовой философии истории. Их логика такова: все, что согласуется с общей направленностью истории, необходимо и, значит, хорошо, и наоборот. С этой точки зрения, представленной и Робеспьером, и коммунистами, не человек делает историю, а история делает человека. Не человек надеется на будущее и верит в него, а будущее оценивает человека и решает, правильная ли у него вера. Предельно сжато выразил Маркс взгляд на историю, противоположный приведенному мною отчужденному взгляду. «История, – писал он в „Святом семействе“, – не делает ничего, она «не обладает никаким необъятным богатством», она «не сражается ни в каких битвах»! Не «история», а именно человек, действительный, живой человек – вот кто делает все это… История – не что иное, как деятельность преследующего свои цели человека…»[38].

Феномен отчуждения имеет и другие клинические аспекты, которые я смогу обсудить лишь очень кратко. Прямым проявлением отчуждения или компенсацией его являются не только все формы депрессии, зависимости или идолопоклонства (включая фанатизм). Неудача в переживании собственной идентичности, занимающая центральное место среди истоков психопатологии, также является результатом отчуждения. Именно потому, что отчужденный человек объективировал свои мысли и чувства в чем-то внешнем, он перестал быть самим собой, у него нет чувства собственного «Я», чувства самотождественности. Недостаток чувства идентичности выливается в ряд следствий. Важнейшим из них является то, что оно препятствует образованию целостной личности и тем самым оставляет человека саморазорванным, лишая его способности «возжелать единое»[39]; если же он вроде бы и возжелал его, это желание лишено подлинности.

В самом широком смысле любой невроз можно считать следствием отчуждения; это так, потому что невроз характеризуется тем, что одна страсть (например, к деньгам, власти, женщинам и пр.) становится доминирующей и обособляется от целостной личности, превращаясь для человека в его повелителя. Эта страсть – его идол, которому он подчиняется, несмотря на то, что он способен подобрать своему идолу разумное объяснение, присваивая ему разнообразные и звучные имена. Им управляет частичное желание, на которое он переносит все утраченное им; и чем он слабее, тем оно сильнее. Он отчужден от самого себя как раз потому, что превратился в раба одной из частей самого себя.

Рассматривая отчуждение как патологическое явление, нельзя, однако, упускать из виду тот факт, что Гегель и Маркс считали его явлением необходимым, внутренне присущим человеческому развитию. Это верно применительно к отчуждению и в сфере разума, и в любви. Только в том случае, если я в состоянии отличить внешний мир от самого себя, если внешний мир становится объектом, я могу охватить его мыслью и, превратив его в собственный мир, вновь слиться с ним. Пока ребенок не осознает мир как объект, он не может охватить его мыслью и восстановить единство с ним. Человек вынужден отчуждаться, чтобы затем преодолеть этот рас кол в деятельности разума. То же самое верно применительно к любви. До тех пор, пока ребенок не отделил себя от внешнего мира, он остается его частью и, следовательно, не способен любить. Чтобы я полюбил «другого», он должен стать мне чужим; в акте любви чужой перестает быть мне чужим и становится мною самим. Любовь предполагает отчуждение – и в то же самое время преодолевает его.

Ту же идею можно обнаружить в пророческой концепции мессианского времени и в представлениях Маркса о социализме. В раю человек оставался растворенным в природе и не осознавал еще своей отделенности от природы и других людей. Человек приобретает самосознание путем непослушания, и мир отстраняется от него. Согласно пророческой концепции, в ходе истории человек настолько полно развивает свои возможности, что в конце концов достигнет новой гармонии с людьми и природой. Социализм в марксовом смысле слова может наступить только тогда, когда человек разорвет все свои первичные узы, превратится в полностью отчужденного и тем самым окажется в состоянии восстановить свое единство с людьми и природой, не принося в жертву ни целостности, ни индивидуальности.

Понятие отчуждения восходит к ранней стадии зарождения западной традиции, к мыслям ветхозаветных пророков, особенно к их пониманию идолопоклонства. Пророки монотеизма осуждали языческие религии как идолопоклонские не за то, что в них поклоняются нескольким богам вместо одного. Основное различие между монотеизмом и политеизмом не в количестве богов, а в наличии отчуждения. Человек расходует свою энергию, свои художественные способности на создание идола, а затем поклоняется ему, хотя тот не что иное, как плод его собственных усилий. Его жизненные силы вылились в «вещь», но эта вещь, став идолом, переживается не как результат его собственных созидательных усилий, а как нечто отделенное от него, превосходящее его и противостоящее ему, чему он поклоняется и что господствует над ним. Как говорит пророк Осия (14; 4): «Ассур не будет уже спасать нас; не станем садиться на коня и не будем более говорить изделию рук наших: „боги наши“; потому что у Тебя милосердие для сирот». Идолопоклонник склоняется перед делом рук своих. Идол представляет в отчужденной форме его собственные жизненные силы.

Принцип монотеизма, напротив, заключается в том, что человек бесконечен, что в нем нет частичного качества, которое можно было бы превратить в целое, наделив самостоятельным существованием. Бог в монотеизме непостижим и неопределим; Бог – не «вещь». Созданный по образу и подобию Божьему, человек сотворен носителем бесконечного количества свойств. В идолопоклонстве человек поклоняется и подчиняется проекции одного из своих качеств. Он не чувствует себя центром, из которого исходят жизненные проявления любви и разума. Он становится вещью, и его сосед становится вещью, точно так же, как их боги являются вещами. «Идолы язычников – серебро и золото, дело рук человеческих. Есть у них уста, но не говорят; есть у них глаза, но не видят; есть у них уши, но не слышат, и нет дыхания в устах их. Подобны им будут делающие их и всякие, кто надеется на них» (Псалом 134).