Дань кровью - Виктор Юнак Страница 83

— Ты ведь все знаешь, Урош, правда? Ты ведь умный мальчик.

Урош кивнул.

— Ты помнишь тот случай? С янычаром?

Урош кивнул.

— Ты ятаган принес домой. Где ты его спрятал?

Урош отрицательно покачал головой.

— Дай мне его, пожалуйста, Урош.

Урош отрицательно покачал головой.

— Ну пойми же ты меня, Урош, мне очень нужен ятаган. Я не могу, ты понимаешь, не могу так дальше жить. Но убить себя я должна только ятаганом, дабы на том свете не пребывать в преисподней.

Урош опустил голову, нахмурился и смотрел на сестру исподлобья.

— Помоги мне, Урош. Помоги, пожалуйста.

Урош еще раз покачал головой и попятился назад. Затем повернулся и побежал. Нет, он не позволит Славкице вонзить в себя холодную сталь ятагана. Он убежал, оставив Славкицу одну. И потом не мог себе этого простить. Она, не имея сил и желания больше жить, бросилась в реку. Ее труп отыскали лишь через два дня в десяти километрах от того места, где ее покинул Урош.

Урош вспомнил, где он видел человека, который отныне считается его братом. Да, это был тот самый янычар, с которым он со Славкицей встретился на плато два года назад. Холодный пот прошиб Уроша. Он открыл глаза и сел. В доме было темно. Янычар спал, мирно посапывая. Мать, доделав свои дневные дела, тоже успокоилась в своем углу. Лучи бледноватой луны с трудом пробивались сквозь бычьи пузыри, натянутые на оконные рамы. Урош тихо, чтобы никого не разбудить, встал, подошел к лавке, на которой спал, лежа на спине, Саид. Долго и внимательно, затаив дыхание, всматривался в его лицо. Ошибки быть не могло — это был он. Урош тихо вышел из дому, нырнул в погреб, нашел в одном из углов небольшое, только ему известное углубление. Сунул туда руку и вытащил что-то длинное, тщательно завернутое в тряпки. Поднял руку вверх. Поймав лунный луч, в руке блеснула смазанная жиром сталь ятагана. Вытерев жир о тряпки, Урош поднялся из погреба. Он вошел в дом, ступая легко, тихо. Все здесь было ему известно до мелочей, и потому он не боялся задеть что-нибудь и наделать шума. И только внутренняя дверь слегка скрипнула. Урош на цыпочках прошел по горнице. Остановился у изголовья Саида. Постоял еще немного, окончательно унимая дрожь. Саид спокойно спал. Милица неожиданно заворочалась; Урош от нервного перенапряжения глухо замычал и поднял обе руки, которыми он держал рукоять ятагана, вверх.

Словно что-то почувствовав, Милица вдруг проснулась и подняла голову. В слабом сумеречном свете она скорее ощутила, чем увидела то, что собирался сделать Урош. Она вскочила, и дикий крик вырвался из ее груди:

— Урош, не смей!

Но было уже поздно. Острое лезвие ятагана пронзило тело янычара.

52

Год 1388-й. Канун грозных событий.

Несколько пообломав зубы на Сербии, султан Мурат решил пощекотать нервы королю Твртко и попытать счастья в Боснии. Да заодно и приструнить осмелевших вассалов — болгарских царей Стратимира и Шишмана.

Дальновидный болгарский король после битвы у Плочника понял, что для него, как и для Лазаря, сейчас угроза с Востока гораздо большая, чем с Запада. Потому он завершил все свои военные действия в Хорватии, помирился с венгерским королем Сигизмундом и обещал князю Лазарю впредь, при любой атаке османов, помогать ему войском и вооружением. Но судьба распорядилась несколько по-иному.

Многочисленные соглядатаи-лазутчики, которых разослал Мурат во все Балканские страны, доносили своему повелителю, что против него собирается коалиция государей, способных подмять под себя любое войско падишаха. Князь Лазарь, король Твртко и болгарские цари Стратимир и Шишман, эти грязные изменники, не выполняющие свои вассальные обязательства, решили объединиться для борьбы против него. Этого объединения нельзя было допустить ни в коем случае. С Лаз-оглу, как называли Лазаря османы, снова пока связываться опасно, а вот с боснийцами и болгарами расправиться поодиночке он вполне может. Особенно зол был Мурат на Шишмана, разорвавшего свои вассальные обязательства после возврата князем Лазарем Ниша.

В июле 1388 года тридцатитысячное османское войско под командованием самого великого визиря Али-паши ворвалось в Болгарию и с ходу, практически без сопротивления захватило Шумлу, Тырново и ряд других, более мелких крепостей. Однако Шишману удалось укрыться за мощными стенами Никополя. Взять хорошо укрепленный и снабженный всем необходимым город на Дунае теми силами, что были у Али-паши, не представлялось возможным, и великий визирь направил гонцов к падишаху просить о подмоге. Мурат пришел немедленно, и Ивану Шишману ничего не оставалось делать, как просить мира. Мурат поставил условием мира передачу ему крепости Дрстер (будущей Силистрии). Шишман согласился, однако, едва Мурат ушел, он тут же передумал и приказал своим ратникам вновь занять Дрстер. Взбешенному Али-паше пришлось силой указывать Шишману его место. Великий визирь с превеликим удовольствием вздернул бы Шишмана на самом высоком дереве, но Мурат приказал оставить своего вассала на троне.

Пока Али-паша разбирался в Тырнове с Шишманом, тот обратился к своему тестю, князю Лазарю, за помощью. Год назад турки заняли пограничный городок Пирот. Кстати, очень важный в стратегическом смысле: Пирот защищал долину реки Нишава, по которой кратчайшим путем можно было пройти в державу Лазаря из долины Марицы, где уже прочно обосновались османы, и из Софии, захваченной турками в 1382 году.

Князь Лазарь отправил трехтысячный отряд воеводы Димитрия Войновича, который и захватил Пирот при прямом содействии болгарских ратников, открывших ворота.

Однако в это же время признали суверенство Мурата брат Шишмана, видинский царь Стратимир, и без того уже вассал венгерского короля и правивший в Добрудже деспот Иванко. Болгария как таковая перестала существовать.

Пока армия Али-паши сражалась с болгарами, двадцатитысячное войско бега Лала-Шахина 20 августа 1388 года впервые пересекло границу Боснии, сжигая и разрушая все на своем пути. Многотысячные обозы беженцев, запряженные лошадьми, мулами и ослами, потянулись в Дубровник. Они начали расселяться на полуострове Пелешац. Отказа не было никому. Принимали и крестьян-себров, открывали ворота и перед спасавшейся от османов властелой.

Страх перед воинственными пришельцами был легко объясним — османское войско напоминало кочевников (а их на Балканах знали хорошо — и печенегов, и половцев, и татар). В самом деле, османы воссоздали свойственный кочевникам способ сражений — большими людскими массами, с активным использованием легкой конницы и необычайной стремительностью в бою. Но татарскую тактику турки дополнили еще и безупречной для того времени системой формирования войска.

Впрочем, король Твртко был готов к такому повороту событий. Он быстро собрал семитысячное войско, во главе которого поставил своего славного непобедимого воеводу Влатко Вуковича и великаша Радича Санковича, и отправил его наперерез Лала-Шахину. Фактор внезапности сыграл свою роль отменно.

24 августа под Рудинами боснийцы нанесли османам весьма болезненный укол, вызвав у тех замешательство, что и предопределило результат схватки. Но оба военачальника понимали, что должна произойти хотя бы еще одна, решающая схватка. Несмотря на быстроходность своего войска, Лала-Шахин почувствовал, что инициативу перехватили боснийцы. Ведь он шел по абсолютно незнакомой местности, практически вслепую. И шел туда, куда было выгодно воеводе Влатко. Высылаемые вперед дозоры возвращались ни с чем. Наконец 27 августа недалеко от стен Билечи, в довольно неприятной скалистой долине, он, опять же неожиданно, наткнулся на одетое в латы боснийское войско.