Вселенная против Алекса Вудса - Гевин Экстенс Страница 8

Врачи объявили, что с мозгами у меня все в порядке, череп под растворимыми костными пластинками восстанавливается, и меня наконец выписали. Дальше началась эпопея с газетчиками. Первая ватага поджидала меня в двух шагах от больничного порога, вторая — возле маминой машины, третья — около дома, четвертая — там же, на следующий день — пятая, у дверей маминого салона, шестая — там же, когда мы вышли вечером запирать дверь. И так двое суток подряд. Удивительно, но мои тринадцать дней комы принесли немалую прибыль куче изданий, и это при том, что в двенадцать из этих дней не происходило ровным счетом ничего. За это время из мельчайших осколков-слухов раскручивались целые галактики домыслов. Надежные и неизменно «пожелавшие остаться неназванными» источники сообщали, что мое состояние изменилось от критического к безнадежному, потом перешло к стабильно критическому, от него через просто стабильное трансформировалось в неопределенное, на протяжении полусуток якобы наблюдались улучшения, которые вновь сменила неопределенность, после чего мои перспективы мрачнели с каждым часом, пока все не сошлись на том, что я вряд ли когда-нибудь очнусь. Тут-то я и очнулся, избегнув трагической кончины, которую мне упорно предрекали.

Журналистам, разумеется, вход в больницу был запрещен — разве что они сломали бы себе что-нибудь или заболели какой-нибудь ужасной болезнью, — однако это не помешало нескольким десяткам посетителей, назвавшимся друзьями семьи или дальними родственниками, в приемные часы осаждать отделение. Тут следует упомянуть, что мы поддерживали дружеские отношения всего с парой человек, а родственников у нас не было ни близких, ни дальних, и мама предупредила регистратуру, чтобы без ее личного разрешения к нам никого не пускали, так что все попытки вторжения были успешно отражены. В результате статьи о моем выздоровлении основывались на таких же фантазиях, как и те, что повествовали о разных стадиях моего забытья. Но за ту неделю, что я был в сознании, представители прессы имели достаточно возможностей подыскать для засады места получше.

По больничной парковке мы передвигались в окружении плотной толпы, вооруженной камерами и микрофонами. Когда мы наконец сели в машину и выехали на шоссе, мама твердо решила: больше никаких интервью и фотографий. Она не могла бесконечно гонять искателей сенсаций от наших мусорных баков и прятаться от папарацци, поджидавших ее на всех стоянках, но меня она никому больше не показывала. Ее решимость пошатнулась лишь однажды, ближе к концу эпопеи. Наверное, об этом тоже стоит рассказать.

Вернувшись из больницы, я с разочарованием обнаружил, что крышу уже отремонтировали и она выглядит совершенно как раньше. В наш дом вонзилось две целых три десятых килограмма металла на скорости двести миль в час, но масштаб разрушений остался исключительно в газетных вырезках. Оказалось, что крышу залатали уже несколько недель как: кто-то из местных строителей предложил помощь бесплатно. Он пытался связаться с мамой почти сразу после происшествия, но она безвылазно пропадала в больнице и ей было не до ремонта крыши. К счастью, Стейплтоны, которые забирали нашу почту и заботились о Люси, приняли его щедрое предложение от нашего имени. Потом, когда я очнулся, а к маме вернулась способность соображать, она немедленно объявила рабочему, что ни в коем случае не оставит его благородный порыв без вознаграждения. В конце концов, у него был всего лишь скромный семейный бизнес, а ванную разворотило порядочно. Дело даже не столько в метровой дыре, пробитой в крыше, — пришлось еще перекладывать напольную плитку и менять расколотую раковину. Все это стоило немалых денег — и материалы, и работа. Вешать все эти расходы на строителя при наличии страховки на дом было попросту глупо. Аргумент о страховке его убедил. Он выставил маме счет, она переслала его в страховую компанию — и через два дня получила пространное письмо, в котором говорилось, что, к величайшему сожалению, компания не в состоянии покрыть расходы ни де-факто, ни де-юре. В контракте обнаружился странный недочет: дом был застрахован от пожара, наводнения, оползня, землетрясения, вандалов, террористов и любых прихотей погоды, включая лавины, смерчи и ураганы, — но только не от метеоритов, которые проходили по разряду обстоятельств непреодолимой силы со старомодной формулировкой «деяния Божии». Таким образом, крупная и уважаемая международная корпорация, заботящаяся об интересах пайщиков и уровне страховых взносов, не видела возможности удовлетворить наш запрос из этических соображений, особенно с учетом того, что ремонт был произведен на благотворительных началах, каковой факт привлек к себе всеобщее внимание, поскольку о нем писала местная пресса.