Лазарит. Тень меча - Симона Вилар Страница 31

— У вас превосходный конь, — проговорил госпитальер, возвращая беседу в обычное русло.

Его замечание возымело действие: сэр Обри с удовольствием огладил шею своего темно-рыжего скакуна и объявил, что все кони, на которых едут он сам, его супруга и сопровождающие их люди, выращены в поместье Незерби.

Мартин не мог не заинтересоваться: породистая лошадь в те времена считалась роскошью и стоила целое состояние. Лишь богатые и родовитые люди могли позволить себе содержать лошадей, все прочие обходились мулами и ослами. А прислуга и воины-охранники супругов де Ринель восседали на прекрасно выезженных, крепких конях. Это были рыжие или гнедые животные с благородной статью, все без исключения с белыми отметинами на лбу или морде: свидетельством того, что за чистотой породы тщательно следят.

Приободрившийся сэр Обри с готовностью сообщил, что порода, которую разводят в Незерби, зовется хакне. Эти лошади предназначены для долгих переездов и необычайно выносливы. Особенно хороши они в легкой упряжке. Зато в поместьях родителей его супруги выращивают настоящих боевых жеребцов — дестриэ, способных как пушинку нести на себе рыцаря в полном вооружении. Дестриэ — один из главных источников доходов семьи де Шампер, их охотно раскупает знать, хотя значительная часть поголовья безвозмездно передается в собственность ордену Храма, а затем отплывает в трюмах кораблей в Святую землю, где всегда ощущается недостаток в рыцарских конях. Тем не менее и хакне из Незерби стоят немалых денег.

Смакуя подробности, лорд углубился в рассказ о сложностях коневодства и доходах, которые оно приносит. И при этом с уважением упомянул супругу, которой, по его словам, нет и не было равных в выездке. А заметил ли сэр рыцарь, как изящны и невелики головы незербийских скакунов, какие у них лебединые шеи, стройные бабки, выразительные глаза и чуткие уши? Все это они унаследовали от арабских коней, привезенных с Востока дедом его супруги — бароном Эдгаром Армстронгом. Именно с тех пор во владениях де Шамперов и повелось коневодство.

Когда мужчины говорят о лошадях, их нелегко отвлечь. Поэтому ни тот, ни другой не заметили, как к ним приблизилась Джоанна де Ринель.

— Милорд супруг мой, — учтиво обратилась она к Обри. — Вы всегда мечтали ехать в Левант тем путем, по которому когда-то шли первые паладины. Только что наш каравановожатый Евматий сообщил, что вскоре мы свернем на старую дорогу крестоносцев, ведущую к Дорилее. ^[65]

Обри с женой ускакали в голову каравана. Вскоре Мартин увидел супругов вместе коленопреклоненными у могилы, над которой возвышался прямой латинский крест. Таких погребений здесь было множество — крестоносцев, не вынесших тягот пути и ран, полученных в стычках с конницей сельджуков, хоронили прямо у обочин дороги. За минувшие десятилетия жаркие ветра почти сровняли с землей последние прибежища паладинов, но кресты были видны издали. Ромеи не трогали их, а на склонах окрестных холмов и в глубоких лощинах нет-нет да и находили изъеденные ржавчиной шлемы, обломки мечей и наконечники копий…

К вечеру караван достиг придорожного караван-сарая.

В отличие от тех, что располагались в больших городах, этот караван-сарай, находившийся на расстоянии дневного перехода от ближайшего поселения, походил на небольшую крепость, обнесенную высокими и толстыми стенами. Ворота из тяжелых дубовых плах на ночь запирались крепкими коваными засовами. Внутренние помещения были тесными — даже в лучших покоях едва помещалась пара лежанок, а для жаровни с угольями места уже не оставалось.

А нужда в тепле в этой гористой местности была велика: как только село солнце, из ущелий потянуло пронизывающим до костей холодом. Поэтому многие путники разместились во дворе, где можно было обогреться у ярко пылавшего костра.

Мартин, несмотря на утомительный путь, не испытывал ни малейшего желания отправиться на узкую и жесткую лежанку и тоже присоединился к собравшимся у огня. Беседа здесь шла о том, что обычно интересует людей в дороге: сколько еще дневных переходов до цели, следует ли опасаться разбойников и не слышно ли чего о бродягах-кочевниках. Тем временем горные совы, обитавшие в окрестностях, устроили перекличку. Их уханье, стоны и протяжные вопли нагоняли жуть: словно в темноте притаилась свора пустынных демонов.

— Покричат и уймутся, вреда от них нет, — успокаивал путников каравановожатый, подбрасывая в огонь сухие колючие плети ежевики. — А завтра мы окажемся за стенами Дорилеи, там и вовсе нечего опасаться.

— Давно ли вы водите караваны? — спросил у грека кто-то из собравшихся.

— Давно. Еще мой отец сопровождал на этом пути купцов и крестоносцев, а я унаследовал его дело.

— И много ли войск тут проходило, чтобы сразиться с последователями Пророка? — спрашивавший говорил по-гречески, но в его голосе явственно слышались гортанные арабские ноты. — Хотя зачем спрашивать, если вскоре этому придет конец: ведь султан Саладин, волею Аллаха, отвоевал наши исконные земли навсегда!

Теперь стало ясно, что говорит купец из Магриба. Рыцарей-тамплиеров не было рядом, и он чувствовал себя уверенно, сознавая, что даже ромеи не посмеют пенять ему за дерзкие слова.

Однако ему возразили:

— Почему вы решили, почтенный Ваиз, что земли Палестины всегда принадлежали мусульманам?

Мартин с удивлением узнал голос леди Джоанны. А затем при вспышке пламени сумел разглядеть и ее лицо: молодая женщина сидела на сваленных на землю тюках рядом со своей камеристкой Годит, укутавшись, как в плащ, в кусок светлой овчины.

Магрибинец искоса взглянул на нее. На всем протяжении пути он был любезен с этой красивой и знатной дамой, но ее последние слова не пришлись ему по душе. Купец молчал, раздумывая, сказать ли то, что было у него на уме, или просто промолчать. Но тут неожиданно вмешался греческий священник:

— А ведь эта госпожа права, почтенный Ваиз! Землями в Леванте, захваченными султаном, не всегда владели мусульмане. Больше того: некогда эти края были колыбелью христианства, и даже в Магрибе, откуда вы родом, а равно в Египте и в Сирии, люди славили Христа. Там возводились монастыри и храмы, вера была крепка и люди чтили Писание. Всему этому было суждено погибнуть, как только из пустынь Аравии, с Кораном в одной руке и саблей в другой, явились воинственные последователи Мухаммада. Они загасили светочи христианства на Востоке. И войны, которые ныне ведутся, призваны остановить натиск ислама и вернуть в Палестину христианство.

Вслушавшись в слова священнослужителя, Мартин заметил:

— Вы ученый человек, святой отец! Но отчего же греки не признают власти Папы, хотя, похоже, согласны с тем, что войны, которые ведут на Востоке мои крестоносцы, справедливы?