Карфаген смеется - Майкл Муркок Страница 21

– Эти пять часов – просто на всякий случай, – сказал мистер Ларкин. – У вас не будет никаких проблем, если вы немного задержитесь.

К тому времени, когда я воссоединился с баронессой, вдалеке показался берег, дождь поутих и горизонт очистился.

– Разве это не чудесно, что наконец станет солнечно? – оживилась Леда. – Боворят, даже в это время могут выдаться очень теплые дни.

Я не мог поверить, что британцы оставят Батум.

– Может, нам следует подумать о том, чтобы осесть там, – сказал я. Под покровом шутки я скрывал свое искреннее нежелание покидать родную землю. Я знал, что баронесса разделяла мои чувства.

Она отмахнулась от моих слов легко, как истинная фаталистка:

– Давай наслаждаться временем, которое у нас есть, и не думать о том, что могло бы быть.

Я решил сообщить новости миссис Корнелиус. Она одевалась, когда я постучал в дверь каюты.

– ’рост ’огоди минутку, пока я штанишки одену.

Она выглядела необыкновенно хорошо, ее лицо разрумянилось, глаза сверкали. Она собиралась надеть оранжевое платье. Я сказал, что хочу сойти на берег и провести день в Батуме, потому что надеюсь отыскать там пару старых друзей.

– Мож, мы с т’бой там свидимся, – заметила она, набросив на плечи пелерину из лисьего меха. – Я‑то думала сама сойти немного прогуляться. – Она рассмеялась, посмотрев мне в лицо. – Ты не ’ротив, лады?

Я не предполагал, что она захочет сойти на берег. Я смог только наклонить голову, пожать плечами, улыбнуться, упаковать смену белья в свою маленькую сумку и согласиться, что неплохо бы нам пообедать вместе где-нибудь в Батуме. Она была последним человеком, которому я хотел бы сообщать о связи с баронессой. Я оставил сумку на своей койке и вышел на переднюю палубу.

Вода внезапно стала синей, и белые толпы облаков быстро помчались на север. Когда они отступили, вода посветлела, деревянные и металлические части корабля засверкали на солнце. Мы как будто плыли на золотой барке по серебряному морю. Почти немедленно все вышли на палубу и выстроились вдоль поручней, снимая верхнюю одежду, болтая и веселясь, как клерки и фабричные девочки на пикнике. Корабль оставлял на воде след – кремовая пена вздымалась над густой синевой, а впереди были снежно-белые пики, зеленые склоны предгорий, очертания лесов, даже слабый намек на сам Батум. Когда корабль изменил курс и двинулся прямо к берегу, мы могли разглядеть отблески белого, золотого и серого цветов.

Пейзаж был необычайно красив, панорама поросших лесом холмов и зеленых долин открывалась в туманном свете. Казалось, мы волшебным образом перенеслись из зимней стужи в разгар весны. Птицы пролетали над густыми лесами. Мы видели, как бледная дымка поднимается над зданиями пастельных цветов – нам открывался удивительный мир, и мы к этому зрелищу были совершенно не готовы. Люди хихикали и вертели головами как сумасшедшие. Некоторые взрослые начинали плакать, возможно, поверив, что мы перенеслись в рай. Чайки хрипло и вульгарно приветствовали нас, они вились над самой палубой. Шум двигателя звучал все живее и веселее. Теперь мы могли разглядеть длинную охристую линию каменного мола, промышленные здания нефтяной гавани, угольные склады, белую пристань вдали, сверкающие купола церквей и мечетей. Британские и русские суда ровно выстроились вдоль пристаней. Батум оказался небольшим. Ему недоставало величия Ялты или военной основательности Севастополя, но в этом тумане, с позолоченными крышами и флагами, Батум выглядел бесконечно прекраснее любого города, который нам случалось видеть. Нам, привыкшим к неуверенности, разорению, смерти и опасности, он виделся одновременно хрупким и надежным – настоящим укромным уголком. Батум располагался в заливе, окруженном холмами, густо поросшими лесом, вдали от больших дорог. С остальной Россией его связывало лишь железнодорожное сообщение. Восточный облик города заставил нас почувствовать, что мы уже достигли цели, что мы оказались в легендарном Константинополе. И мы начали действовать так, будто это место и являлось конечной точкой нашего назначения. Теперь я по-настоящему хотел распаковать чемоданы и пустить корни в земле, которая была частью России, пусть и азиатской. Понятия не имею, чем бы все закончилось, если бы я подчинился тогда первоначальному импульсу. Я до сих пор иногда жалею, что не покинул «Рио-Круз» тотчас же, но я не мог позабыть о похвалах мистера Томпсона, не мог отказаться от мечты о предстоящей научной карьере в Лондоне. Наверное, через месяц я разочаровался бы в Батуме. Он был прекрасным оазисом в бурном мире. Это происходило за несколько лет до того, как Сталин полностью уничтожил старый город. И все же Батуме не мог стать подходящим убежищем для человека, который мечтал о гигантских воздушных лайнерах и летающих городах и хранил в своем чемодане описания новых способов управления силами природы.

«Рио-Круз» медленно протиснулся на свободное место между французским фрегатом и русским торговым судном, брошенные канаты подхватили на берегу английские моряки. Вода, которая билась о теплые камни, была полна ярко-зеленых водорослей и покрыта радужной нефтяной пленкой. Я ощущал запах Батума. Я вдыхал ароматы влажной листвы, жарящегося мяса, мяты и кофе. Вдоль набережной росли пальмы. В Батуме были обширные парки, общественные сады с перистым бамбуком, эвкалиптами, мимозой и апельсиновыми деревьями. Я видел ровные ряды темных зданий, виноградные листья, ржавое железо, кирпич и штукатурку. И высоко над общественными зданиями в центре города парили флаги двух империй, русской и британской. В будках у причала и у таможни стояли на страже суровые матросы Королевского флота с карабинами и нагрудными патронташами. Пристань была безупречно чиста. Повсюду виднелась полированная древесина и свежая краска. Я услышал гул моторов, грохот трамваев, знакомый суматошный шум обычных городских улиц. За рядами деревьев я разглядел отели, магазины и тротуары, по которым бродили представители разных рас и классов. Здесь встречались русские, британские и французские мундиры, мусульманские тюрбаны и греческие фески, парижские костюмы и домотканые халаты. Революция на время улучшила жизнь Батума, придав ей интеллигентные и изысканные черты, которые прежде здесь были неведомы. Я чувствовал себя, как пес на поводке, когда поспешно собирал свою небольшую сумку и ждал, пока опустят трап. Мое удовольствие было испортил только толстый потный Берников, нетерпеливо (несомненно, он уже придумал, как можно подзаработать в Батуме) прижимавшийся ко мне. Он подмигнул:

– Неплохое удовольствие, а? Совсем не то, что штамповать паспорта в Одессе, это уж точно.

Испуганный тем, что Берников так много знал о моем прошлом, я ничего не ответил. К моему превеликому облегчению, моряки и солдаты наконец выстроились на причале, область выгрузки освободили, у трапа поставили стол, офицеры предъявили бумаги и обменялись рукопожатиями. Наконец пассажирам подали сигнал, что можно сходить на берег. Я первым спустился по качающейся лестнице, опередив Берникова. Я распахнул пальто и расстегнул воротник, наслаждаясь теплом. Сжав перчатки в руке и сдвинув шляпу на затылок, я усмехнулся британским офицерам, которые тщательно осмотрели мои бумаги, а затем возвратили их мне. Я равнодушно кивнул и что-то пробормотал русскому чиновнику, осмотревшему содержимое моей сумки. Почти нараспев я отвечал украинскому сержанту, который еще раз изучил мои бумаги и проверил мое имя и описание по большой бухгалтерской книге. Он был огромным, толстым человеком с тяжелыми усами и доброй улыбкой.