Каникулы строгого режима - Андрей Кивинов

Ровно без четверти пять по местному времени, опережавшемумосковское на пару тревожных часов, тяжелые ворота тихомирскойисправительно-трудовой колонии строгого режима негостеприимно лязгнули, итяжелый автозак с очередной партией постояльцев проехал в шлюз — своегорода «предбанник» перед основной территорией зоны. Выцветший на солнце транспарант«Добро пожаловать!» над внутренними воротами мог показаться глумливойнасмешкой, но приветствовал он вовсе не осужденных, а различного родапроверяющих, посещавших лагерь время от времени. А в связи с тем, что впоследнее время проверки участились, начальство зоны решило транспарант неснимать.

— Выходи! В колонну по трое — становись! —бодро скомандовал дежурный помощник начальника колонии, как только внешниеворота шлюза сдвинулись, беспощадно разделив пространство на двеполовины — воля и неволя. Для кого-то — на бесконечно долгие годы.

Зэки парами спрыгивали на землю, закидывали на спины тощие«сидоры» со своими пожитками, затравленно оглядывались и спешили на специальноотведенное для построения место.

Сегодня — впрочем, как и обычно — высоких гостейвстречали следующие официальные лица: упомянутый уже дежурный помощник пофамилии Проценко в чине майора внутренней службы, пара инспекторов из дежурнойсмены, несколько работников шлюза, вооруженный до бровей конвой и немецкаяовчарка по кличке Киллер. Без намордника, но на поводке.

— Шевелись! Не на рыбалку приехали! По трое, я сказал!Кто считать не умеет, тому счетные палочки подгоним! Из резины, ёпрст…

Последним из машины спрыгнул парень лет тридцати пяти,коренастый, с коротким ежиком русых волос. На нем были тонкий свитер, потертаяджинсовая куртка, спортивные штаны и кроссовки. Не самый подходящий гардеробдля середины марта, когда в тайге еще полно снега. Поеживаясь от озноба, онзакинул на плечо вещмешок и встал в строй.

— Слушай сюда!.. Второй раз повторять не буду, язык неказенный. — Майор окинул свинцовым и одновременно скучающим взглядомприбывших. — Я называю фамилии. Вы подбегаете ко мне, еще раз называетефамилию, имя, отчество, год рождения, номер статьи, срок, начало срока, конецсрока. Потом заходите в зону и ждете этап в накопителе. Все понятно? Неслышу!..

Строй ответил разнокалиберным мрачноватым согласием.

Дежурный лениво взял у инспектора первый конверт снаклеенной на нем фотографией и написанной фамилией. В конвертах находилисьличные дела прибывших по этапу осужденных.

— Милюков!

Молодой тощий паренек лет восемнадцати выскочил из строя.Ребра просвечивали даже через выцветшую болониевую куртку. Товарищ Саахов из«Кавказской пленницы» сказал бы про него: «Он оцелетворяет собой смерть».

— Сергей Иванович, тысяча девятьсот восемьдесятвосьмой…

— Фамилия, ё!!! Тебе трубы прочистить?

Конвойный пес недовольно зарычал, обнажив натренированные накаторжанах клыки.

— Ой, — смутился паренек, — Милюков… СергейИванович.

Он сбивался еще пару раз, забыв назвать начало и конецсрока.

— Первоход!.. — усмехнулся стоявший в строюбывалый дядечка с татуировкой в виде огромного жука на правой кисти. —Ничего, трудно только первые три ходки. А потом — всё ништяк, привыкнет…

Перекличка заняла минут тридцать, «заезд» был невелик —двадцать четыре души. Некоторые осужденные, к слову, прибыли не с этапа, авозвращались в родную зону из тюремной больнички — она находилась в сотнекилометров от лагеря, в ближнем райцентре. Тем не менее старожилы точно так жерезво выбегали из строя и рапортовали дежурному о прибытии. Статьи называлисьсамые разные — начиная от злодеяний в сфере экономики и заканчиваябезобразиями в отношении жизни и здоровья мирных граждан. Один первоход намоталсебе двадцать лет за убийство. Видимо, натворил что-то из ряда вон. Заработатьпо первому разу максимальный срок — надо сильно постараться. Вернее, почтимаксимальный, за которым следовало пожизненное заключение.

Последним майор вызвал парня в джинсовке. Тот, докладывая,ни разу не сбился.

— Кольцов. Евгений Дмитриевич. Тысяча девятьсотсемидесятый. Статья сто одиннадцатая, часть четвертая. Срок пять лет. Началосрока — август две тысячи пятого, окончание — август две тысячидесятого.

«Явно не новичок», — отметил майор. Киллер одобрительнозакивал мордой: «Будешь смирным — не укушу».

Дежурный сличил фотографию на конверте с оригиналом,убедился, что подделок нет, и кивнул на вторые, открытые ворота шлюза, ведущиев зону:

— В накопитель!

Пресловутый накопитель представлял собой огромную металлическуюклетку, установленную сразу за парадным входом. Практически как в зоопарке.Только таблички не хватало: «Homo sapiens, человек разумный, водится везде…»Когда Кольцов присоединился к остальным, инспектор службы безопасности —седой прапор лет пятидесяти пяти, облаченный в лоснящийся старый ватник, —отпер дверь клетки и прокуренным голосом прокаркал:

— Выходим, строимся по парам! Мальчик с девочкой,ха-ха-ха…

Зэки, толкаясь, покинули накопитель и принялись выбиратьсебе соседа по строю.

— Ну что встали, как быки нассали?! — подбодрилбалагур-вертухай. — Парами, я сказал, а не по трое. Кому не доходит черезголову, постучимся в печень!

Дубинка на поясе инспектора была значительно длиннее своихсобратьев фабричного производства. Наверное, именная или наградная,изготовленная по спецзаказу. Ладонь трепетно легла на рукоятку.

— Ой, Андреич, не гони жути, без тебя хватаетмути… — отозвался вернувшийся из больнички зэк.

— Таким указчикам — хер за щеку, — беззлобнопарировал прапор.

— Вот так всегда: считают как деньги, охраняют какзолото, обращаются как с дерьмом.

Зэки вяло и вразнобой засмеялись.

Майор расписался в бумагах начальника конвоя, фиксируя, чтопополнение принято, и небрежно махнул рукой: «Поехали!»

Колонна медленно тронулась в направлении штрафного изоляторапод конвоем инспекторов безопасности. Первую «брачную» ночь новым сидельцампредстояло провести именно там, в ШИЗО, хотя они пока ни в чем не провинились.Просто так было удобнее начальству — переночуют на деревянных нарах, а завтра —в карантин, где получат постельное белье и робы.