Классовая война. Интервью с Дэвидом Барзамяном - Ноам Хомский Страница 47

Предположим, вы подняли этот серьезный вопрос и спросили: «Хотите ли вы, чтобы долг был сокращен ценой здоровья, благосостояния и экономического роста следующего поколения?» Ведь именно это всегда имеется в виду. Я более чем уверен, что как только это будет сказано, вы столкнетесь с могучей оппозицией, особенно если будет ясно, в чем дело.

Помимо прочего существует определенный исторический опыт. Здесь необходимо быть крайне осторожным, потому что в этих делах очень мало понятного, в чем согласны лучшие экономисты. Все это очень умозрительно. Но кое-что является очевидным. Например, можно назвать в истории США несколько попыток сбалансировать бюджет. Думаю, с 1820 года их было не меньше шести. Каждая из них очень быстро приводила либо к серьезному экономическому спаду, либо к глубокой депрессии. Не трудно понять, почему. Если это хорошенько обдумать, причины становятся очевидными.

С другой стороны, имеются также исследования, довольно-таки изощренные, которые были посвящены эффекту, производимому дефицитом на такие вещи как потребление, инвестиции, рост и так далее. В результате была обнаружена некая позитивная взаимосвязь. Согласно этим исследованиям дефицит способствует росту, уровню потребления, инвестициям, производительности, торговле наряду со всем прочим. Здесь все очень сложно, и утверждать что-либо окончательно попросту не приходится. Однако дела обстоят именно так, как показали эти исследования, и можно понять, почему.

Если бы вы попытались произвести серьезный анализ, что вообще-то сделать очень непросто, то вы могли бы задать тот же самый вопрос, что и в случае с персональным заимствованием. «Для чего вам нужны эти деньги, — для того, чтобы их промотать в Лас-Вегасе, или же для того, чтобы потратить их на образование своих детей?» Точно также вы могли бы спросить: «Если внутренний долг был использован в целях продуктивного правительственного инвестирования, например, в области инфраструктуры, здравоохранения, охраны окружающей среды и т. д., где же тогда позитивный эффект, подобный, скажем, тому, какой мы имеем в случае с F-22?» Если бы вы задали этот вопрос, я уверен, вы бы получили очень резкий ответ. Но этот вопрос очень трудно кому бы то ни было адресовать, и не думаю, чтобы кто-нибудь это сделал.

В любом случае, если вы захотите как-то переосмыслить вопрос о внутреннем долге, вам придется начать с самого начала и сделать это заново в совершенно иной перспективе. Опять же, если бы мы имели нечто, хотя бы отдаленно напоминающее свободную прессу, об этом было бы напечатано на первых страницах, и люди бы ежедневно могли об этом читать. Нельзя сказать, что нам вообще по этому поводу ничего не сообщают. Если читать все подряд, то вы обязательно обнаружите, что кто-то на последней странице что-то об этом сказал. Но то, что потоком выливается на людей, не имеет к этому делу ни малейшего отношения. Единственный способ узнать что-либо по этой проблеме — это осуществить собственный исследовательский проект.

Мне представляется очень интересным тот факт, что, несмотря на весь этот поток информации, люди все-таки убеждены, что внутренний долг не является важной проблемой. Это поразительно. Не знаю, как долго это сможет продолжаться.

Д. Б.: Вам часто бывает свойственно принимать на себя сложную задачу. Очень многие вещи принято полагать чем-то само собой разумеющимся, и вся газетная риторика строится на этом. Например, когда говорят: «Нам нужен сбалансированный бюджет».

Но давайте вспомним, недавний опрос, проведенный CBS News и New York Times, согласно которому на вопрос, предпочли бы они поддержать на прежнем уровне правительственную программу медицинской помощи или сбалансированный бюджет, большинство американцев ответили, что предпочитают медицинскую помощь. Соотношение было три к одному. В речи спикера парламента этот случай был описан как пример «дезинформации».

— Times, которая хорошо провела опрос, упустила из виду то обстоятельство, что приведенные цифры, если оглянуться на прошлое, проявляют определенное постоянство. Я говорю о декабре прошлого года, когда проводился опрос, очень похожий на этот. Хотя вопросы формулировались несколько иначе, оказалось, что когда людей спрашивали: «Хотите ли вы, чтобы бюджет был сбалансирован за счет медицинской помощи и заботы о вашем здоровье», процентное соотношение было примерно таким же: три против одного сказали «нет». Так что эти цифры довольно устойчивы, и что особенно интересно — невзирая на пропаганду. Когда людей спрашивают: «Согласились бы вы на повышение налогов, если бы эти деньги пошли на расширение медицинских исследований», почти 75 % высказывается «за». Я не помню точных цифр, но на протяжении нескольких лет эти опросы с определенным постоянством показывают, что народ одобряет повышение налогов, если они расходуются на медицину или образование. Даже, хотите — верьте, хотите — нет, на гуманитарную помощь, если она направляется бедным. И конечно, подавляющая часть населения считает, что помогать бедным и малоимущим — это одна из обязанностей правительства.

Правда, они выступают также против идеи «всеобщего благосостояния», и это победа пропагандистской системы. Но результаты этих опросов интересны и крайне важны, их отличает последовательность в постановке вопросов и конкретная обобщенность выводов. И это не прошло незамеченным. Например, можно назвать Брэда Никербокера, известного вашингтонского корреспондента Christian Science Monitor. В наше время он в основном занимается вопросами энергетики и окружающей среды. В одной статье он саркастически замечает, что создается такое впечатление, что Конгресс изучает эти опросы и поступает наоборот. Он говорил о проблемах, связанных с энергетикой и с состоянием окружающей среды, где дела обстоят, опять-таки, самым катастрофическим образом, однако это ощущается повсюду. Я думаю, что во всей американской истории трудно найти такой период, когда политика была бы столь радикально противопоставлена общественному мнению по самым разным вопросам. Это также является справедливым в отношении тех вещей, которые только сейчас приобретают значение.

Одним из примеров этого может служить Пентагон. В США шесть человек из семи хотят, чтобы его финансирование либо осуществлялось на прежнем уровне, либо было урезано. Так что даже в этом вопросе политики выступают против народа. Их комментарии любопытны. Гингрич является законченным циником, но очень умелым. Его точка зрения, которую вслед за ним повторяют Heritage Foundation и Cato Institute, заключается в том, что существует философский вопрос. Нельзя заставлять людей платить за то, за что они платить не хотят, и вот почему мы должны сократить расходы на пропитание голодающих детей. Многие этого не хотят, и наша философия заявляет, что они и не обязаны за это платить. Но каким-то образом эта же самая философия утверждает, что бюджет Пентагона можно увеличивать до бесконечности, несмотря на то, что, быть может, три четверти населения выступают против, так как прекрасно осознают, что в результате чей-то чужой карман будет набит деньгами. Так что исчезает и философский вопрос. К счастью, философия — очень тонкая дисциплина, как мы учим этому здесь, и Гингрич тоже это прекрасно осознает, а с ним и Heritage Foundation и остальные прохвосты, которые все продолжают трудиться над своим смехотворным извращением философии либерализма.