Качели - Сергей Кургинян

Предлагаемое читателю предисловие — нестандартно. Или, точнее, не отвечает сегодняшним облегченным стандартам. Другие стандарты тоже существуют. Развернутое концептуальное предисловие (аналитический пролог, концептуальный путеводитель и так далее) называется «пролегомены» (греческое prolegomena — говорить наперед). Мое «двадцать лет спустя» — это такие пролегомены. Их задача — не растолковать, что к чему, а помочь нащупать ПОЛИТИЧЕСКИЙ НЕРВ данного сочинения.

Я мог бы вместо слова «нерв» использовать более нейтральные выражения, сославшись на то, что пролегомены являются предваряющими замечаниями, оконтуривающими суть предмета и метода. Но я настойчиво апеллирую к слову «нерв». Именно НЕРВ и именно ПОЛИТИЧЕСКИЙ!

В аналитике элит такой нерв и есть основное.

Что значит «основное»? Вы рассказываете об устройстве человеческого организма и сообщаете, что нервы (а то и отдельный нерв) — это основное. А вас недоуменно спросят: «А кости, мышцы?» Да и вообще, зачем нужны столь брутальные метафоры? Занялись наукой — почему не сказать «квинтэссенция»? Или «системная ось»? Или «ядро системы»?

Потому что аналитика элиты вообще (и российской в особенности), конечно же, остужает моральную страсть. И если чем-то эту «аналитическую стужу» не скомпенсировать, то холод станет абсолютным. И абсолютно разрушительным.

Хорошо Канту, который свое сверхдлинное введение к «Критике чистого разума» (а на самом деле — отдельное сочинение) называет «Пролегоменами ко всякой будущей метафизике, могущей возникнуть в качестве науки». Увы, аналитика элиты — не метафизика. В метафизике холод (вселенский, инобытийный) совместим с постижением сути. (Вопрос, конечно, тоже спорный, но лично я так считаю.) А вот остудите до абсолютного нуля знаменитые рассказы Конана Дойла о приключениях Шерлока Холмса — и что получится?

Однако чем же компенсировать холод элитологии? Внепредметными моральными сентенциями? Мне кажется, что это и безвкусно, и контрпродуктивно. Конечно, можно что угодно смонтировать с чем угодно. Например, «Игру в бисер» Гессе и гетевские «Страдания юного Вертера». Но это называется «китч». А где китч, там всегда глумление.

Глумиться же по поводу нынешних российских (да и международных) элитных сюжетов «есть тьма охотников». Вот пусть они и продолжают глумиться. Для меня же описываемое — это не фарс, а трагедия. Речь идет об огромной беде, наползающей на страну и мир. Какое глумление?! Какой китч?!

Тут-то и появляется слово «нерв». Нерв адресует к боли. Единственный компенсатор элитного холода — эта самая боль. Нет ее — элитная аналитика превращается в апологетику цинизма.

Но и сводить все описание к боли тоже нельзя. Нельзя даже вплетать эту самую боль в ткань основного исследования. Как нельзя и потерять болевые пульсации. Поэтому очень важно поговорить о нерве исследования до его начала. Что я и делаю.

Беря быка за рога, я заявляю, что нерв моего исследования — сугубо политический. Это не значит, что исследование политическое. Но нерв именно таков. Я обеспокоен современной российской ситуацией больше, чем когда-либо. И еще больше я обеспокоен тем, что на моих глазах сооружается (кем-то по недомыслию, а кем-то специально) АБСОЛЮТНО ГУБИТЕЛЬНЫЙ АППАРАТ ПОНИМАНИЯ этой трагической ситуации.

Идет понятийная война. Или, точнее (поскольку аппарат не всегда строго рационален и понятиен), война за право давать явлениям ИМЕНА. Как только война за имена будет выиграна теми, кто абсолютно не заинтересован в российской государственности (а дело идет к этому), развернется серия других войн. Информационных, идеологических, политических и так далее. Эти войны будут идти «внахлест» одна за другой. По некоторому сетевому графику. Специалисты по управлению кризисами знают, что это такое.

Но главное — война за имена. Когда она проиграна — остальное становится делом техники. А значит, ее надо выиграть. Но как? Основное правило ведения подобной войны — НЕ ЛГАТЬ. Говорить только правду. Самую жесткую — и при этом по возможности глубокую. Только так и можно отражать атаки агрессивной пошлости, которая всегда будет рекламировать себя как бескомпромиссная правдивость в описании реальности.

К моему глубокому сожалению, происходит нечто другое. Атакующая сторона (а это, как и двадцатью годами ранее, отнюдь не друзья России) позволяет себе сказать определенную правду о ситуации, вмонтировав в нее «понятийные мины». Обороняющаяся сторона, по сути, называет эту правду о ситуации «тенью, наводимой на плетень», и этим обезоруживает себя. Да и можно ли в подобных ситуациях только обороняться?