Шанс? Жизнь взаймы - Василий Кононюк Страница 9

– Значит, и я до конца похода с чужими больше не заговорю. В том вам слово даю.

Иван на меня подозрительно смотрел, а я мысленно улыбался: теперь вы, ребята, будете вместо меня продолжать информационную борьбу. Первым делом выпив пива, спел им думу о казаке Кериме Вырвыноги. Потрясенный народ молчал, а мне пришлось тонко намекнуть – это святой Илья помог думу про Керима сочинить.

Народ вызвал меня на бис, а поскольку мозги в эту эпоху не были перегружены избытком информации, сразу начал подпевать. Третий раз мы уже исполняли ее уверенным хором.

Напоследок все спрашивали меня, какую это байку рассказывал на базаре, что так пану не сподобилось и привела в результате к его трагической кончине. Пришлось им пересказывать смешную историю про католического духовника, жившего в доме у одного пана. Так заботился он о моральном облике его домочадцев, ночей не спал, а когда пан вернулся из очередного похода, то обнаружил и жену и дочку в интересном положении. Духовник, не будь дурак, не дожидаясь благодарностей за свой неусыпный труд, вовремя сделал ноги, разыскивая новое поле для своей деятельности.

– Вот скажите – чем я тут римскую церковь обидел? Наоборот, рассказал, как ее слуги неусыпно работают с прихожанками.

– Все, Богдан, нам рассказал – больше никому, такие времена пошли, что князья могут и на голову укоротить за такие байки. Мы для князей те же тати с большой дороги – так и ищут повод с нами бучу затеять. Без повода боятся, знают: могут казаки и татар на помощь позвать, чтобы отмстить зарвавшемуся князьку. Любую свару князь против тебя решит, Богдан. Добре, что вы стражи не дожидались: от стражи одна беда.

Иван подтвердил мои сомнения в справедливости правосудия в эту эпоху. С другой стороны, чего тут странного? Назовите мне хоть один период в истории человечества, где правосудие не вызывало бы сомнения. А вот то, что вы, ребята, не удержитесь, сами мои байки – а у меня их много есть в запасе – будете в корчмах пересказывать, сомнения не вызывало. У нас, как известно, ради красного словца народ многим готов рискнуть.

– А покажи, Богдан, как ты пана с двумя гайдуками голыми руками побил. А то так, как Дмитро рассказывал, то они крепче нас троих были.

– Не буду показывать – поломаем тут все, другим разом покажу. Поздно уже, идем, Дмитро, там нас еще одна вечеря ждет.

– Какое поздно: вон еще только солнце заходит, светло на дворе.

– Иван, пусть Сулим с Давидом пиво пьют, а ты нас проводи, тут недалече наша корчма. Нужно мне, чтобы ты с хозяином потолковал. Нечисто там что-то у него. Дмитро, скажешь корчмарю, что знакомого казака встретили – пусть вечерю, пиво несет, – и молчи, потом Иван толковать будет, понял?

– Понял, чего тут не понять-то.

Войдя в корчму, после небольшой вступительной части, в которой мы еще раз поужинали и выпили пива, Иван, отозвав хозяина в сторону, умело разыгрывая подвыпившего казака, начал с ним неторопливую беседу. Мы тем временем наедались про запас, восстанавливая недополученное в этот насыщенный событиями день. Наконец Иван закончил свой длинный разговор с корчмарем, попрощался с нами и, задумавшись о чем-то, пошел к своей корчме.

Утром встали затемно. Усадив Дмитра на возы, выпустив его за ворота, тут же вместе с хозяином закрыл двор и потащил его в корчму. Там заставил паковать нам в торбу копченого мяса, сала, хлеба и пирогов с капустой. Рассчитавшись, медленно оседлал коня, погрузил торбы на вторую лошадь, седло с которой мы вчера благоразумно сняли и уложили в телегу еще на окружной дороге. Выехав на основную дорогу, повернул в сторону Киева и легкой рысью поскакал по ней. Отъехав недалеко, развернулся и ходкой рысью полетел обратно, в сторону Черкасс. Как и предполагал, любопытный хозяин среагировал на звуки, успел выскочить из калитки, когда мы пролетали мимо его корчмы.

Паранойя – тяжелое заболевание, но параноики живут дольше остальных: научно-медицинский факт. Почему-то мне не хотелось, чтобы этот корчмарь знал, куда мы поехали на самом деле. Проскакав немного, перешел на легкую рысь, затем развернулся и шагом поехал к Ивану с остальными казаками. Они, оседлав и нагрузив лошадей, выводили наш табун из ворот своей корчмы. Поскольку Дмитро был с возом и должен уже двигаться по окружной вокруг Киева, каждому из нас приходилось вести в поводу пять-шесть коней.

Догнав Дмитра на окружной дороге и погрузив на телегу лишние седла, прикрыв все потниками и попонами, мы со скоростью хорошо груженного обоза двинулись к паромной переправе. Возле переправы выстроилось уже несколько караванов возов, ожидая своей очереди. Найдя в этом бедламе ближайшего к переправе купца, одного из тех, кто хотел нас нанять, представил ему нашу команду. Иван, быстро получив подтверждение от купца об условиях сделки и порядке движения, дав нам инструкции, пошел с купцом обговаривать многочисленные подробности.

После переправы, отправив нас с Сулимом в передний дозор, Иван с Давидом и Дмитром замкнули караван, что, как правило, было самым опасным и ответственным постом. Между Киевом и Черниговом километров сто сорок пути. В принципе, такое расстояние можно проехать обозом за два-три дня. Но мы живем не в принципе, а на Руси, у нас все не так, как в принципе, и спрашивают люди часто друг у друга: как найти тот загадочный принцип? Тот, где все работает, не ломается, а обозы в день могут проехать пятьдесят километров… Никто не знает…

Дорога была в совершенно ужасном состоянии – видно, в распутицу ее искорежили колесами, а потом так оно все и замерзло марсианским пейзажем, по которому нужно ехать гружеными возами. Отовсюду слышался забористый русский мат, сопровождавший попытки преодолеть очередное препятствие.

Еще в прошлой жизни, когда был автолюбителем, мне не раз приходила в голову мысль, что самые выразительные и многоэтажные конструкции в русской речи оттачивались и росли в этажности именно на наших дорогах. И вот я получил прямое подтверждение своей гениальной, не побоюсь этого слова, догадке. Я знал, чувствовал, что без наших дорог наша речь не получила бы такого богатства и разнообразия выразительных средств, а наша литература не смогла бы взять вершины мирового лидера. С любовью смотрел на ухабы и застывшие буруны, увидев в этой дороге, серой лентой вьющейся через леса, строки Сковороды, Гоголя, Толстого…

Слезы невольно затмили мой взор, скрыв неровности и изъяны, оставляя в памяти нереальный, импрессионистский рисунок лесной колеи, так богато раскрашенный эмоциями и звуками…

Вызвав Богдана следить за дорогой и контролировать окрестности на предмет неприятных неожиданностей, зарылся в самокопании, основной темой которого был вечный вопрос: как сделать лучше, чтобы не получилось хуже? Вот, к примеру, удастся мне изменить историю в этой реальности, а в результате не родится Гоголь или помрет в детстве.

Как, чем измерить, лучше эта реальность или хуже, достойно то, что вышло, такой жертвы? Ведь недаром первый постулат врача, который они успешно забывают, – «не навреди». Можно вылечить насморк разными способами. Укоротив человека на голову, ты решишь проблему насморка радикально. Правда, вряд ли больной одобрит такое лекарство, а что он откажется его принимать самостоятельно – тут готов с любым поспорить.