Город святых и безумцев - Джефф Вандермеер Страница 70

Центральный архив

Отделение Психиатрических исследований

Трилльяновская Мемориальная больница

Амбра M14-518

Авеню Землистого черепа, д. 8181

Уважаемый доктор Симпкин

В ответ на ваш запрос прилагаются все оставленные X личные вещи, за вычетом его ручки, пустого блокнота и той растрепанной книжки «Город святых и безумцев» в бумажном переплете, которую он так упорно прижимал к груди наподобие талисмана. Я сохранил эти предметы для моей личной коллекции. (Как вы, возможно, помните, у меня имеется обширная коллекция сувениров, собранных здесь за многие годы. Если вы когда-нибудь снова посетите наш скромный аванпост умопомешательства, буду счастлив устроить вам экскурсию с пояснениями, поскольку недавно начал каталогизировать собрание в предвкушении того дня, когда мы получим финансирование для должной экспозиции, где каждый предмет будет снабжен соответствующим ярлычком, описывающем его историю. Позвольте мне сказать, что организация и презентация утонченнейшие. Мне не хватает лишь выставочной витрины и денег на ее содержание.)

Имущество X состояло по большей части из различных текстов, написанных им самим или приобретенных им в тот краткий период, когда он свободно ходил по улицам Амбры. Как вы и просили, я внимательно прочел все эти документы, невзирая на время, которое они оторвали у других моих пациентов, которые были так любезны остаться на моем попечении. Теперь предлагаю вам мои умозаключения:.

(1) «Записки X». Записки напечатаны на прилагаемых страницах, которые состоят из смятых листков бумаги, найденных в корзинке для мусора. Это беспорядочный набор напоминаний, заметок, набросков, рисунков (у X было достаточно свободного времени, чтобы совершенствовать свои каракули) и краткого пересказа одного сна X, который мне нравится называть «Машина». Записки как будто не требуют разъяснения. А вот «Машина» свидетельствует о крайней паранойе, вызванной серошапками. Нужно научиться не придавать слишком большого значения ночным кошмарам (мои обычно — о том, что, за недостатком финансирования придется закрыть жизненно важные службы нашего учреждения), но решусь выдвинуть предположение, что X страдает от патологической тревоги на предмет своих изысканий. Это вполне соответствует его диагнозу и истории болезни.

(2) «Освобождение Белакквы». Хотя в приложенной бумажке эта рукопись приписывается Сирину, личный секретарь писателя заверила меня по телефону (поскольку мы на мели, мне пришлось пройти пять кварталов до дома коллеги и воспользоваться его), что Сирин ее не писал. Следовательно, приходится предположить, что X написал ее сам. Однако ничто в рассказе не проливает света на местонахождение X. Если уж на то пошло, его главное действующее лицо пребывает относительно X в таком же недоумении, как и мы. Безразличное упоминание мельком Дженис Шрик разоблачает протесты X, дескать, он раскаялся в своих поступках. На протяжении всего рассказа X обращается к читателю «между строк» в довольно патетической манере. Подобная «застенчивость» определенно испортила его произведения. (Справившись со своей собственной сокращенной версией «Трилльяна» Бендера, я не нашел ни слова про «Белаккву», хотя отмечаю это лишь как курьез.)

(3) «Королевский кальмар» Фредерика Мэндока. Поначалу я предположил, что эта тонкая брошюра была опубликована X на свои средства и под псевдонимом. Однако дальнейшие розыски показали, что Мэндок действительно существует и что на протяжении нескольких месяцев он торговал своим опусом, наряду с другими самоизданными произведениями, на углу бульвара Олбамут и переулка Клюв. Его местонахождение в настоящий момент неизвестно. Хотя здешняя картотека, возможно, не полна, он как будто никогда не был нашим пациентом. (Вам, вероятно, захочется прибегнуть к находящимся в вашем распоряжении обширным архивам, дабы проверить этот факт, поскольку наши пострадали, когда протек потолок. Во многих случаях ваши копии теперь следовало бы считать оригиналами.) Учитывая, что «Королевский кальмар» не вышел из-под пера X и на полях брошюры нет никаких пометок его рукой, она не дает особого основания для выводов о личности X. Однако на первый, поверхностный взгляд можно предположить, что X завидовал прозе Мэндока и ее способности к трансформации. Вероятно, он видел в Мэндоке родственную душу. Опять же у нас не хватает персонала, дабы провести анализ, необходимый для того, чтобы заставить документ из третьих рук «рассказать» нам о состоянии X.

(4) «История семьи Хоэгботтон». Этот документ, хотя и показался увлекательным мне лично, по меньшей мере представляется чем-то, что X мог читать ради дополнительных сведений для следующего текста, приведенного ниже под К 5. «История» была заткнута между матрасом и рамой кровати X. Есть вероятность, что он принадлежал предыдущему больному, занимавшему эту палату, мистеру М. Кодфену.

(5) «Клетка». Учитывая каракули X об авторстве этой рукописи, я также справился у секретаря Сирина. (Жаль, что я обнаружил эту приписку только по возвращении в больницу, поэтому мне пришлось возвращаться, чтобы еще раз воспользоваться телефоном коллеги.) На сей раз она подтвердила, что Сирин действительно написал этот рассказ, но выразила недоумение, как у X могли оказаться гранки, ведь сам рассказ увидит свет только через месяц в составе нового сборника Сирина. Она была очень обеспокоена и просила обязательно вернуть ей рукопись. Я сказал ей, что без вашего одобрения это невозможно. Что до личного знакомства в той или иной форме X и Сирина, его едва ли можно считать вероятным, скорее мы имеем дело, как говорится, с «худым и художником». Хотя наличие этого рассказа среди имущества X подтверждает одержимость X серошапками, я не уверен, чем еще может быть нам полезна «Клетка». То, — в каком свете выставил Сирин Хоэгботтона, показалось мне извращенным. Впрочем, я не поклонник произведений Сирина, хотя восхищаюсь его поэтическим сборником «Метаморфоза бабочек».