Пси-фактор - Екатерина Лылык Страница 60

Автоматная очередь снесла бегущих к ним людей.

Рядом же тень продолжала сшибать боевиков одного за другим. Они отстреливались, а их шлемы лопались словно яичная скорлупа. Лицевые щитки вместе с алыми брызгами осыпались на землю, тела падали и больше не двигались. Последний, оставшийся на ногах, прятался за машиной. Что-то крикнул, а потом его отбросило и поволокло по земле. Экзоскелет заискрился. Тень наконец оформилась в понятные очертания. Невозможно худой парнишка впечатал пятку в кисть, сжимающую оружие. Послышался хруст, следом взвыл боевик, до скрежета стискивая зубы. Следующий удар подростка накрыл лицевой щиток, разбивая его вдребезги и сминая чужой нос… Брызнуло красным.

Нападавший был словно выбелен. Белоснежная кожа, почти неразличимая радужка глаз, красные зрачки. Альбинос. К тому же до умопомрачения быстр. Пока остальные пленники только поворачивали лица, искаженные от ужаса. Паренек сделал целую серию движений. Нандин видел эти движения, но отреагировать на них не мог. Зато могли другие. Ментальное пространство вокруг него всколыхнулось. Черные пятна задвигались в нем, резко направляясь к поверженному боевику. Голову опять прострелило тонкой нитью ультразвука. Опять радиосвязь… Где они? За домами, сожмут кольцом. Теперь точно не выбраться. Накроют.

— Уроде-ец, — простонал повстанец, гундося сквозь сломанный нос.

— Для тебя господин Уродец, — усмехнулся белобрысый. Резко поднял ногу и со всего размаху вдавил пятку в лицо повстанца, раздавливая его голову. Звук ломающегося черепа и разрывающейся ткани был ужасен. Расплывающееся красное пятно под замершим телом приковывало взгляд.

Он больше не исчезал. Размял шею и лениво окинул всех взглядом.

— Клэр, собери оружие, что ли, нам нужны еще руки, — спокойно велел он.

— Шутишь? Фил, здесь одна немощь! — крикнула чернокожая девочка, выуживая из одежд очередного трупа ножи и гранаты, забрасывая в невесть откуда взявшийся мешок флягу с водой. Нандин вздрогнул… Немощь? А сама? Мелкая, одетая в спецовку не по размеру. У нее были подвернутые рукава и штаны. И берцы, словно два кирпича, на тонких ногах. Слишком слабая, чтобы представлять реальную угрозу. И при этом достаточно смелая, чтобы ею стать. Она быстро собрала оружие и сморщила свой мелкий приплюснутый нос, когда вымазала ботинок в ошметках мозговой ткани… А потом взглянула на дома, меж которых уже можно было различить силуэты бегущих к ним людей.

Парень фыркнул, а потом обернулся на замершую толпу долгожителей. Выхватил из общей сутолоки испуганных людей Нандина и криво усмехнулся:

— Эй, азиат, пострелять хочешь? — Фил продолжал стоять на мертвом повстанце. Теперь его бесцветные с красными зрачками глаза смотрели прямо на Абэ. Они светились. И этот свет, похоже, пульсировал. Пробирал до мозга костей, заставлял не отворачиваться и не закрывать веки. Глаза заслезились, а в мыслях в мгновение пронеслась вся его недолгая жизнь…

Нандин облизнул пересохшие губы и растянул их в кривой улыбке:

— Будет еще один автомат?

— Поклянешься не убивать меня до седьмого колена, будет все, — хохотнул уродец…

Седьмое колено? Так далеко? Да ладно…

— Соглашайся… Нандин, — словно издеваясь, продолжал Фил, неведомым образом узрев его мысли и имя.

“Тоже менталист”, — догадался Абэ. А потом понял, что этот подлец подчинил его до основания… одним лишь своим поразительным взглядом…»

Утро, как всегда, не принесло ни грамма спокойствия. Оно началось с груды дел. Идя следом за Фердинандом, Нандин невольно сравнивал его с Филом. Известным сейчас не иначе, как император Филлипус Первый, основатель Сакской империи. И, как любил говорить этот доморощенный философ, властитель каждой твари, ее клетки, крови и всего движимого и недвижимого имущества до седьмого километра вглубь, вширь и в небо… Наверно, причиной этого сравнения был ночной сон. Теперь старое воспоминание не давало покоя, пролезая в мысли буквально на каждом предложении властителя.

— Я хочу лично посетить магазин генетического товара, — вещал Фердинанд. — Нет, перерезать памятную ленточку его открытия. Уже представляю, какой резонанс вызовет это событие. Целую бурю. Шквал статей в прессе, целую лавину запретов цензуры… Закрытие журналистских артелей, завершение карьер не одного советника.

Абэ пропускал это мимо ушей. Думал о своем. Если уменьшить его на два десятка килограмм… высветлить кожу, выбелить волосы… Можно спутать с первым императором. Даже по части эгоистических замашек и эпатажности. Хотя… ему явно не хватало для этого ментальных способностей.

И хорошо, что Фердинанд не слышал его мыслей. Молодой правитель уверенным шагом влетел в канцелярию. Секретари, все как один, вытянулись перед ним, застыв словно статуи. А какой шквал эмоций поднялся внутри, поперхнуться можно. Мужчина на них даже внимания не обратил, проносясь мимо.

— Совет будет против, — заметил Нандин, прикрывая за собой дверь и слегка кивая. Секретари расслабились, эмоции ослабли. Фердинанд же этого не замечал, несясь в свой кабинет, а через него выходя на излюбленную балюстраду.

На миг застыл, вдыхая полной грудью, а после подошел к перилам. Солнце только встало. Воздух еще не прогрелся, отчего было слегка зябко. От влажной земли поднимался белесый пар, застилая все туманом.

— Совет? — переспросил он, а потом усмехнулся. — Брось, Нан. Совет будет грызться с альковом за кусок испорченного пирога, — возразил Фердинанд, всматриваясь вдаль. Утро было чудесным и многообещающим.

— Не думаю, что им понравится это дурное занятие, — прошептал Нандин. Он не разделял любви императора к утренним балконным прогулкам. Как и к куреву, к которому раз за разом тянулась рука бывшего воспитанника.

Фердинанд на миг помрачнел, всматриваясь вдаль.

— Когда эксперимент поглотит все полисы, а народные массы вместе с префектами уйдут в нравственные дебаты, им ничего другого не останется, — прошептал он, а потом обернулся и растянул губы в дерзкой улыбке. Сказал громко и уверенно: — Будут грызть друг другу глотки, как пить дать! А знаешь почему? — он сощурился. — Потому что нельзя руководить тем, чем невозможно руководить. Они утонут в дрязгах, так и не поняв этого, а я соберу сливки.

Будь он телепатом… Но у него нет таких способностей, так откуда же эта уверенность? Нандин не понимал.

— Сливки с рабовладельческого общества? — решил переспросить он. На его памяти никого из предыдущих правителей так далеко не заносило. Когда встал вопрос наведения порядка и организации нового общества, о рабстве никто не говорил. Фил искал людей, организовывал быт, давал им установки, запрещал красть и убивать, насиловать. Люди слушались. Им достаточно было один раз взглянуть в его белесые глаза, чтобы больше не переступать через правила. Кто не подчинялся, либо уходил, либо ложился в очередную земляную яму. Становился кормом для растений и собак. Фил был беспощаден, творя свою империю, слишком философствовал, устанавливая свои правила. Год за годом. Десятилетие за десятилетием. Пока не выжал себя досуха. А потом правила просто заработали. Общество втягивало в себя все больше людей, которые были готовы жить по его принципам, действуя чисто по инерции, без внушения, как податливые овцы, идущие за вожаком…