Чисто научное убийство - Павел Амнуэль Страница 44

— Если ты не спустишься к моей машине через девяносто секунд, — сказал Роман, — я уеду без тебя.

Я успел за пятьдесят.

* * *

Вилла Гольдфарба находилась в северо-западной части Герцлии-питуах, в километре от скоростной трассы Тель-Авив — Хайфа. Фешенебельный район, ничего не скажешь, вилла наверняка «тянула» на миллион. Впрочем, в темноте я мог и ошибиться — в сторону занижения, естественно, мне вообще трудно представить себе количество денег, большее, чем моя месячная зарплата.

По дороге (Роман включил мигалку и сирену, и от нас шарахались даже панелевозы) я задал несколько наводящих вопросов и уяснил для начала, что Гольдфарб после очередного развода жил на вилле один, что материальных ценностей у него в одном лишь салоне было наверняка миллионов на пять, что именно взято, пока неизвестно, но что-то взято наверняка, это видно невооруженным глазом.

— Чьим невооруженным глазом? — спросил я.

— Инспектора Соломона, — сказал Роман. — Он производил первичный осмотр места преступления.

Журналистов около виллы еще не было — видимо, они не рисковали ездить с такой скоростью, как Роман. А может, они попросту еще ничего не знали. Перед виллой стояли две полицейские машины, перегородив проезд, и регулировщик направлял проезжавший мимо транспорт в объезд, по улице Царей Израилевых. Инспектор Соломон оказался детиной под два метра, способным, по-моему, одним взглядом заставить любого злоумышленника самостоятельно надеть на себя наручники. Он тихо доложил Роману обстановку и повел комиссара к дому. Я поплелся следом, хотя меня и не звали.

— Песах, — сказал Роман, обернувшись, — ни к чему не прикасайся, не высовывайся, не разговаривай, смотри глазами.

К сожалению, я и не умею смотреть ничем иным, а глазами я видел лишь спину инспектора впереди и путь к возможному отступлению сзади. Пришлось сразу же нарушить инструкцию и высунуться, иначе я мог бы судить о ходе следственных действий лишь понаслышке.

Салон меня поразил — нигде в Израиле я не видел прежде такой лепнины на потолке и такого количества картин на стенах. Я не специалист в живописи и могу сказать одно: рамы были очень дорогими. На холстах же изображались, в основном, пейзажи, выполненные в очень реалистической, я бы даже сказал, натуралистической манере — от снежных гор веяло холодом, а в лесу можно было заблудиться. Я сказал «в основном», потому что в четырех самых больших рамах пейзажи отсутствовали — взгляду открывались голые стены салона. Натурализм, граничивший с примитивизмом.

— Взяты четыре работы фламандской школы, — сказал Соломон, показав на пустые рамы. — Это можно сказать точно, поскольку у меня есть список. Очень аккуратно сделано: полотна вынуты из рам, а не вырезаны.

— Что еще исчезло — кроме картин? — спросил Роман.

— Трудно сказать… Может, видеомагнитофон, видишь пустое место рядом с телевизором, вокруг пыль, а здесь чисто? Утром придут бывшая жена Гольдфарба и его племянник, им уже сообщили, обстановка им знакома, и можно будет более подробно…

— Входная дверь была открыта?

— Заперта. Ключ лежит на полке над телевизором.

— В двери ключа не было?

— Нет.

— Покажи тело.

Раздвигая локтями стены в узком коридоре, Соломон направился в комнату, служившую, судя по всему, кабинетом. У меня тоже есть кабинет, но, по сравнению с этим, мое рабочее место можно назвать складом для компьютера и книг. По размерам комната почти не уступала салону, на двух противоположных стенах был развешан целый арсенал холодного оружия, включая натуральный турецкий ятаган и явно ненатуральную секиру. Коллекция, если бы хозяин вздумал ее продать, наверняка тянула миллиона на два. Впрочем, лично я не дал бы за нее и шекеля — терпеть не могу острых предметов, о которые можно порезаться.

— Ничего не взято, сказал Соломон, — предвосхищая вопрос Романа.

Честно говоря, я в этом усомнился — если хозяин был убит, то убийца мог выбрать любое орудие по вкусу. Вряд ли он потом повесил экспонат на место.

Ошибку свою я понял после того, как разглядел, наконец, тело. Для этого мне пришлось еще раз нарушить запрет комиссара и протиснуться между стеной и инспектором Соломоном, загораживавшим от меня место преступления.

Доктор Иосиф Гольдфарб лежал посреди кабинета, уткнувшись лицом в светлый ворсистый ковер. На левом боку его клетчатой рубашки расплывалось кровавое пятно. Любой дилетант, насмотревшийся американских боевиков, мог бы сказать без тени сомнения: в хирурга угодила пуля.

* * *

Я сидел на стуле у двери и молча следил за «следственно-розыскными действиями». Вмешиваться во что бы то ни было и, тем более, высказывать свои соображения Роман запретил мне под страхом немедленного ареста. Когда в комнате находились сразу трое полицейских — к Бутлеру и Соломону прибавился еще эксперт-криминалист Леви, мое участие, естественно, выглядело излишним. Но слышно мне было хорошо, и я накапливал информацию для дальнейших умозаключений.

Тело уже унесли, и вид кровавой раны в боку Гольдфарба не мешал размышлениям.

— В момент убийства он стоял у окна, левым боком к двери, — сказал Соломон, — и смотрел в сторону вон той стены.

— Это очевидно, — буркнул Леви, разглядывая поднятый им с пола и приобщенный к возможным уликам сложенный носовой платок, на котором видны были несколько пятнышек крови.

— Грабитель отпер дверь ключом, он, вероятно, не ожидал, что хозяин окажется на вилле, вошел и увидел Гольдфарба. Он выстрелил… Нет, он сначала подошел к Гольдфарбу…

— Это очевидно, — еще раз пробурчал Леви.

— Что очевидно-то? — не выдержал я.

Бутлер, переводивший взгляд с инспектора на эксперта, хмуро покосился в мою сторону, но все же изволил ответить:

— Цепочка капель крови тянется от окна к месту, где лежало тело. Ясно, что рану Гольдфарб получил, когда стоял у окна. Он не мог стоять левым боком к окну, поскольку тогда не получил бы такую рану, и гильза не могла оказаться там, где мы ее нашли. Лицом к двери или к окну он тоже стоять не мог, иначе непонятно — почему он позволил убийце разгуливать по комнате. Значит, Гольдфарб стоял так, как сейчас стоит инспектор Соломон, убийца вошел, сделал четыре… нет, пять шагов и выстрелил.

— Почему пять? — не унимался я.

— Потому что стреляли почти в упор, — вмешался Леви, — на рубашке убитого следы пороховой гари. Я другого не понимаю. Гольдфарб находился здесь, в кабинете. Убийца вошел в салон, так? Он полагал, что на вилле никого нет, и, действительно, в салоне он Гольдфарба не обнаружил. Зачем убийца направился в кабинет? Или — почему Гольдфарб не вышел в салон, когда услышал, как открывается дверь?

— Гольдфарб мог и не слышать ничего, если убийца действовал тихо, — предположил Соломон.

— А зачем убийце входить к кабинет?

— Ну, это понятно, — сказал Роман. — В отличие от гостя, хозяин не имел причины соблюдать тишину. Войдя в салон, уверенный в том, что вилла пуста, гость…