Атомный пирог - Марципана Конфитюр Страница 40

О том, что в СССР ко всем туристам обязательно приставляют такого гида, Элвис предупредил меня заранее, но я не ожидала, что он сцапает нас прямо на выходе из самолёта. Очевидно, Советы не оставлять подозрительных иностранцев без присмотра даже на минуту.

Лиде было лет двадцать на вид, но выглядела она чрезвычайно строго: подобие военного мундира, из-под которого выглядывали белая рубашка и чёрный галстук; синяя юбка ниже колена, толстые чулки, чёрные туфли наподобие мужских; сдвинутый набок берет поверх светлых кудряшек; красная повязка на рукаве.

—Приятно познакомиться, Лида. Я Грег,— сказал Элвис.— Перелёт был просто потрясающим. Уверен, что ваша страна ещё многим нас удивит.

А я спросила:

—Лида, вы военная? Ну то есть, почему вы так одеты?

Лида мягко рассмеялась:

—Что вы, нет! Это форма гид-переводчиков государственного образца. Мы просто слишком уважаем наших гостей, чтобы встречать их одетыми как попало… Ну, что, пойдёмте, возьмём ваш багаж?

Мы пошли за багажом.

—А вот знаешь, в самолёте я сидела рядом с очень… ну… м… странными людьми,— негромко сказала я Элвису, пока мы вместе с Лидой пересекали здание аэропорта.— Рассказать, что там было?

—Давай.

Я поведала ему историю беседы с Ниной, с Изотоповым и ареста, свидетельницей которой оказалась.

—Видишь, как хорошо здесь организован отлов всяких сомнительных личностей!— сказал Элвис, кажется, ничуть не удивлённый моим рассказом.— За безопасность Страны Советов можно не беспокоиться! Нашим спецслужбам до них далеко… Кстати, кому из них ты больше склонна верить: Нине или Изотопову?

—Понятия не имею! Я запуталась.

Забрав чемоданы, мы вышли на улицу, где нас троих уже ждал человек на чёрном, угловатом и без плавников атомобиле. Кажется, забота о туристах здесь была поставлена на высшем уровне. Мы уселись на заднее сидение, а Лида разместилась на переднем, и, едва машина тронулась, принялась рассказывать историю Москвы со Средних веков.

Если честно, меня эта история не особо-то интересовала. Даже вопрос о том, кто из двоих попутчиков обманул меня, такой занимательный пару часов назад, теперь стал казаться мне уже совершенно несущественным. Пока мы жили с Элвисом в том домике, пока наслаждались роскошным перелётом, вся эта тема с ликвидацией Сталина казалась мне сказкой, теорией, трёпом, который всерьёз, но не слишком. Теперь же, увидев вокруг надписи по-русски, гигантские портреты Сталина на растянутых транспарантах и стенах домов, красные флаги, без опаски развивающиеся над почерневшими избами московских пригородов, я вдруг осознала: всё по-правде. Я вдали от дома, от родных. Я в другом полушарии. Кроме Элвиса, у меня нет здесь ни единой знакомой души. И домой я смогу вернуться, как говорится, лишь со щитом или на щите. Либо убью, либо буду убита.

Внутри меня растёкся липкий страх. Внезапно пришло осознание, что я больше не управляю своей жизнью. Куда именно вывернет эта жизнь, известно одному Богу. Только одно я могла сказать точно: нормального, спокойного житья, как было дома, уже больше не предвидится…

Между тем, чем ближе подъезжали мы к центру Москвы, тем шире становилась дорога и выше здания. Скоро мы уже двигались между громадных высоток по тридцать, по сорок и пятьдесят этажей. Эти высотки напоминали отчасти небоскребы Нью-Йорка (какими я представляла их по картинкам), отчасти башни русского Кремля, а отчасти что-то древнеримское. Ширина проспектов была такой, что поперёк улицы могли поместиться четыре, а то и пять домиков наших пригородных соседей — вместе с задними дворами, разумеется. При этом машин было мало: так что в заасфальтированной гладкой пустоте этих проспектов мне почудилось нечто зловещее. Зато много людей шли пешком: по обе стороны улицы были сделаны тротуары, и обыватели двигались по ним густой массой и в ту, и в другую сторону. Впрочем, меня не покидало ощущение, что построен этот город не для них, не для людей. Это должно было быть обиталище каких-то холодных гигантов — наподобие тех высеченных из камня стофутовых космонавтов, рабочих, Марксов и Лениных, что высились почти на каждой площади. Был полдень, стояла жара, а на небе не было ни облачка: солнце здесь было таким же беспощадным, как и Сталин.