Бросок в безумие - Евгений Малинин Страница 36

– То есть как всего два?! – немедленно взвился Клот. – Почему два?! Это что, еще одно…

Но продолжить ему не дали, поднял руку Иржи Яшек:

– Я думаю, мы не будем терять времени на обсуждение этих обстоятельств, тем более сделать хоть что-то мы все равно не можем. Предлагаю немедленно двигаться к медицинскому отсеку… двигаться всем вместе. И те, кому придется ждать, будут ждать там. Не думаю, что в кают-компании безопаснее, чем в медотсеке.

Пани Станислава повернулась к гляциологу и протянула ему свой фонарик:

– Ну что ж, ведите нас, господин Ковач.

Тот взял фонарик и молча направился к выходу из кают-компании. Остальные двинулись следом.

Емельянов уже добрался до медицинского отсека и убедился, что его догадка была верна. Дело в том, что медотсек транспорта имел автономное энергообеспечение – шесть ториевых аккумуляторов – и представлял собой анфиладу из четырех комнат. В результате одной из давних реконструкций две из них – операционная и кабинет интенсивной терапии – оказались разделены капитальной переборкой, выполненной из бесшовного, утолщенного листа полиольстали. В эту переборку была встроена барокамера, имевшая выходы в оба помещения. Именно эту барокамеру и собирался использовать в качестве переходного шлюза Емельянов… если, конечно, еще работали пневмонасосы камеры.

Трюм-мастер, войдя в медицинский отсек со стороны операционной, сразу же увидел, что барокамера закрыта и заполнена воздухом. Это означало, что кабинет интенсивной терапии изолирован от разбитой части корабля, и если туда доберутся пассажиры транспорта, их действительно можно будет вывести. Теперь все зависело от того, сохранилась ли атмосфера на всем пути от кают-компании до медицинского отсека. Закрыв вручную противоположный люк барокамеры, Емельянов стравил имевшийся в ней воздух и заложил туда оба контейнера со скафандрами. Затем, тщательно задраив за собой люк, он с внутренним трепетом прикоснулся к сенсорному управлению пневмонасосов и с огромным облегчением услышал легкое пыхтение заработавшей техники. Как только давление в барокамере сравнялось с давлением в кабинете интенсивной терапии, насосы отключились. Теперь оставалось только ждать.

Выйдя из кают-компании, Ковач, не оглядываясь, проговорил:

– Идти здесь недалеко, минут двадцать, я надеюсь, никто не отстанет – в этой темноте будет совсем нетрудно потеряться.

Темнота, окутавшая главный коридор палубы, действительно была жутковатой. Яркое пятно света, выбрасываемое фонарем, металось по светлому пластику стен и потолка, почти не освещая пространство коридора. Тишина нарушалась только легким шорохом шагов и странными, изредка раздававшимися звуками: скрипами, взвизгиванием, пыхтением. Казалось, разбитый корабль жалуется на свою судьбу или предупреждает людей о какой-то неведомой, но страшной опасности. Дважды за время пути давала сбои система искусственной гравитации, и люди буквально зависали в темноте замкнутого пространства коридора, не в силах сдвинуться ни на шаг.

И все-таки они довольно быстро продвигались вперед. Правда, несколько раз пани Станислава вдруг застывала на месте, полуобернувшись назад, так что на нее наталкивались шагающие за ней мужчины, но каждый раз на заданный шепотом вопрос «В чем дело?» она отвечала отрицательным покачиванием головы. Ей казалось, что за ними кто-то крадется, что она слышит позади какое-то странно мягкое и в то же время тяжелое шуршание!

Наконец прыгающий от стены к стене световой луч остановился на одной из дверей, и Ян Ковач довольно громко произнес:

– Вот медицинский отсек. Мы входим, пани Станислава?

– Да, – подтвердила девушка, – входим!

Гляциолог толкнул дверь, и та бесшумно ушла в стену. Луч фонаря прошил насквозь темное помещение, оказавшееся совсем небольшим, и уперся в следующую дверь. Ковач молча посмотрел на пани Станиславу, и она, словно угадав его вопрос, подтвердила:

– Да, нам туда…

И тут же прижала ладонь к уху:

– Станислава Шиминская вызывает трюм-мастера корабля!

Когда группа прошла в следующую дверь, пани Станислава уже знала, что им надо делать. По ее приказу мужчины открыли люк и маленький гляциолог нырнул в барокамеру и выволок оба контейнера. Следуя указаниям Емельянова, Станислава вскрыла контейнеры и активизировала автоматику скафандров. Спустя пару минут вместо неуклюжих темных коробок перед ними лежали два скафандра высшей космической защиты, готовые принять людей.

Пани Станислава оглядела своих коллег:

– Теперь нам надо решить, кто первый покинет транспорт…

И тут же раздался голос Збигнева Клота:

– Я думаю, что никто не будет возражать, если одним из первой пары буду я. В конце концов как руководитель нашей экспедиции я имею право на… э-э-э…

Он вдруг замолчал, словно не мог подобрать нужных, значимых слов.

– Я не возражаю… – неожиданно подал голос Иржи Яшек. – При условии, что второй пойдет пани Станислава.

Остальные мужчины молча кивнули, почти не раздумывая.

На секунду показалось, что пани Станислава хочет что-то возразить, но в следующий момент она, не говоря ни слова, отстегнула «Эхо» и протянула аппарат Яшеку, а затем молча шагнула к одному из скафандров и принялась забираться внутрь. Профессор Клот поспешил последовать ее примеру.

Станислава справилась первой и, не опуская забрало шлема, повернулась к своим остающимся товарищам. Она молча вглядывалась в их лица, и только Яшек в ответ на ее взгляд улыбнулся и подбадривающе подмигнул. Профессор Клот, закончив экипировку, буркнул, не глядя на остальных:

– Мы постараемся вас не задерживать…

Быстро опустив забрало шлема, он шагнул к люку барокамеры и неуклюже полез внутрь. Пани Станислава подняла было руку словно в некоем приветствии, но оборвала свой жест на полпути. Прозрачное бронестекло ее шлема опустилось, и она последовала за профессором. Иржи Яшек закрыл за ней люк и приложил руку к сенсорному управлению пневмонасосов.

Четверо мужчин, сгрудившихся около люка барокамеры, молча смотрели в небольшое окошко люка, пока ярко-оранжевый скафандр не исчез из поля их зрения.

Трюм-мастер, ожидавший первую двойку пассажиров у противоположного люка барокамеры, уже начал нервничать – ожидание слишком затягивалось, но вот наконец в окошке люка появился шлем первого скафандра, за забралом которого он рассмотрел седую голову пожилого мужчины. Прошло несколько минут, и Емельянов, убедившись, что насосы откачали воздух из барокамеры, открыл люк. В операционную вывалился мужчина, а следом за ним женщина. Трюм-мастер, как только выбравшиеся из барокамеры пассажиры выпрямились, привлек их внимание взмахом руки и, откинув щиток панели управления скафандром на левом рукаве, показал им, каким образом можно включить ближнюю связь. Оба немедленно повторили его действия, так что через секунду он услышал мелодичный женский голос: