Сумерки богов - Скотт Оден Страница 34

Повсюду тела, расколотое дерево… все они рассказывали ясную историю, которую мог прочитать любой идиот: сраный ящер направлялся в зал.

Ноздри Гримнира раздулись, словно он вспомнил эту старую вонь.

Именно в зале мы его и нагнали.

Ты никогда не была в битве, да, птичка? Я не про наши игры и не про ту возню со своей старой каргой, Сигрун. Я про настоящую битву, где всякие псы жаждут твоей крови, а сталь свистит совсем близко к голове. Ха! Так я и думал. Я побывал в таких стычках больше, чем осталось гётов в вашей жалкой деревушке. Половину я уже и не помню. Но эту…

Эту битву я помню, словно она была на прошлой неделе.

Гримнир широко расставил ноги и наклонился вперёд, положив локти на колени, когда размахивал руками – словно художник, писавший картину на воздухе по воспоминаниям.

Мы ворвались в зал, мои товарищи были чуть впереди, потому что я пошёл за копьём, мой игрушечный нож не принёс бы никакой пользы. Я схватил со стены копьё и щит и обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как хвост Злостного Врага раздавил моих товарищей, словно яичную скорлупу. В одну минуту – орущая, плюющаяся кучка воинов, жаждущих убивать, а в другую… изломанные, искромсанные трупы, размазанные по каменному полу. Врать не буду. Это застало меня врасплох.

Я стоял, разинув рот, как идиот, пока этот подкидышный змей разрушал трон Балегира. Он раздавил яму для костра брюхом. Когтистые лапы оставляли борозды в каменных стенах, пока он карабкался наверх. Он поднимался всё выше и выше, ноздри источали клубы ядовитого дыма, пока он не врезался твёрдыми костями головы в потолок. А я так и прирос к месту, глупо разинув рот.

На этот раз я бы точно умер под обломками с потолка, если бы не Радболг. Он схватил меня за волосы и поволок в сторону. Швырнул меня на землю, положил стрелу на тетиву своего могучего лука и оттянул к уху. Бам! Ещё две стрелы – и все они просто раскололись о чешую на брюхе твари.

Но зато тот отвлёкся. Ха! Этот ублюдок посмотрел на нас так, словно мы дерьмо, в которое он наступил. И когда он открыл пасть – чтобы зарычать или сварить нас заживо, – я знал, что третьего шанса не будет. Я почувствовал прикосновение ножниц норн к короткой нити моей жизни.

Но Радболг, чокнутый сукин сын, пустил последнюю стрелу. И отправил эту чёрную колючку прямо в вонючий змеиный рот.

Гримнир рассмеялся и снова откинулся назад.

Была бы это история одного из гётов, на этом она бы и закончилась. Открывайте медовуху и сжигайте труп! Но это не сон какого-то скальда. Нар! Я видел, как стрела соскочила с тетивы, видел, как она полетела прямо в этого любителя псалмов… и видел, как она разбилась о зубы змея! Имир! Он всего лишь сильнее разозлился.

Теперь нас ждал конец, так ведь? Это чудовище наступало на нас, как море чешуи и когтей; на уродливой голове горели глаза, словно зелёные лампы, а из пасти сочился отравленный пар. «Копьё!» – крикнул мне Радболг. Я заметался, но в последний момент поднял копьё, чтобы встретиться со Злостным Врагом.

Глаз Гримнира тлел, словно пламя в горне; его голос затих и стал хриплым шёпотом.

Тогда я её и увидел. Скрикьи, дочь Кьялланди, безжалостная королева Оркхауга и та, что подарила мне жизнь. Она стояла на парапете над мерзким змеем, спустившись с вершины горы.

А в кулаке – Сарклунг, меч гномов…

Повисла тишина. Гримнир замер на стуле. Прошёл десяток ударов сердца, а потом ещё десяток. Когда он заговорил снова, его слова были мрачными и тяжёлыми под весом судьбы своего народа.

Она была не просто королевой. Она была воительницей! Она ринулась с парапета с именем моего отца на губах и бросилась на бок Злостного Врага. Наши стрелы и копья… они были бесполезны. Но Сарклунг – выкованный из сердца падшей звезды молотами двергов – Сарклунг был крепче и пробил кожу дракона.

О Имир! Она сжимала рукоять так, что побелели костяшки пальцев, и пропорола змею весь бок, до самой земли. Ты бы слышала, как кричал этот ублюдок! Сарклунг разрезал его костяную броню за правым плечом и прорезал борозду через мышцы и сухожилия. Ха! Вот тебе и хвалёный дракон Одина, подумал я. Будь проклят мой глаз, но тогда я был неопытным и глупым – обе эти черты Гиф выбивал из меня на протяжении последующих десятилетий. Я уже готовился сплясать джигу на могиле монстра, когда тот решил, что с него хватит.

Злостный Враг развернулся быстрее змеи. Раз, – щёлкнул Гримнир пальцами, – и его хвост полетел на меня, с него всё ещё свисала кровавая плоть моих товарищей. Я смог поднять щит, опустил голову и приготовился…

Гримнир хмыкнул.

Но это было ошибкой, птичка. Надо было обмякнуть, как рыба без костей. Принять удар, а не отбиваться от него. Этот хвост… меня словно сбили повозкой. Дерево щита разлетелось. Железный ободок треснул и чуть не снёс мне голову; от удара рукоять щита вонзилась мне в руку, раздробила кости и отбросила к Радболгу.

Гримнир свёл брови.

Видимо, я потерял сознание, потому что дальнейшие события я помню лишь урывками. Радболг заревел, как гром. Он выкрикивал имя Скрикьи. Я видел, как он схватил моё упавшее копьё и вонзил его под броню змея, в раненый бок. А потом – предсмертный крик моей матери.

Гримнир откинулся на спинку стула, его лицо превратилось в маску презрения. Он уставился на свою левую руку, на узлы хрящей, отмечавшие места, где была сломана кость; подняв руку, он сжал кулак.

Скрикья истекает кровью в дюжине ярдов от меня, её разорвало от левого плеча до правого бедра, и что же мне делать? Я лежал там как безвольная тряпка и плакал над сломанной рукой, будто это что-то значило! Фо! То, что было дальше, должен был сделать я. Мне было ясно, что дракон исчез, ушёл тем же путем, каким пришел. Я видел, как Радболг склонился над изуродованными останками Скрикьи. Я видел, как он вырвал Сарклунг из её безвольных объятий, видел, как он провел рукой по её крови и размазал по лезвию. И слышал, как он взвыл в небеса, как загнанный в угол волк. «Услышь меня, Хитрец, Отец Локи! – сказал он, подняв меч. – Будь свидетелем, о Имир, отец великанов и повелитель мороза! Клянусь этой кровью, кровью моих родственников! Я, Радболг, сын Кьялланди, не успокоюсь, пока не уничтожу этого несчастного дракона! Я не успокоюсь, пока Нидхёгг не окажется под моим клинком!»

Гримнир опустил кулак и уставился в самое сердце огненной ямы.

Угли трещали и шипели; снаружи у утёсов стонал ледяной ветер, пока на небе ползли первые лучи света. Все замолчали на долгое время. Диса прокручивала в голове услышанное, пока Халла и Гримнир думали о чём-то своём. Наконец девушка пошевелилась.

– Ты сказал, что столько лет жаждал мести, – сказала Диса. – Радболг потерпел неудачу?

Гримнир бросил на неё взгляд, его глаз сверкнул в свете углей.

– А иначе мы бы спорили об этом пророчестве? Нар! Радболг четыреста девятнадцать лет выслеживал зверушку Одина. Мы с Гифом были на востоке, когда он наконец-то нашёл змея. Тогда залив, который вы сейчас зовёте Скервиком, был полуостровом – узкая коса земли, поднимающаяся к ряду огромных выступающих скал. Злостный Враг залёг в пещере под ними. Чешуя змеи срастается долго. Этот ублюдок был там, выжидал, выходя в ночи, чтобы хватать гусей и воровать скот у несчастных гётов. Так Радболг его и нашёл. Шёл по следу из обглоданных костей, копыт и козьих рогов, пробрался в пещеру и подождал, пока проклятая тварь заползёт назад.