Весы Лингамены - Роман Орлов Страница 13

— Ну, хорошо. А детей что, за ручку отсюда уведёшь через дырочку в заборе? Они воспитанные: не пойдут с чужим дядей… в другой мир!

— Самый развитый из них уже всё знает. И на сей раз ты ошибаешься — мне есть что предложить. Потому как именно с ним я буду строить новый мир.

Наланда с возрастающим беспокойством впилась взглядом в говорившего.

— Н-да, вот это дела! — проговорил я. — Если бы не прыгающая эмоциональная подсветка на мониторах, я бы, честное слово, подумал, что это Кхарну создал роботехнический организм и таким образом хочет что-то донести до мамы.

— А что, может, и правда — создал? — обернулся ко мне Гелугвий и вопросительно посмотрел. На мимически развитом лице учёного не сей раз невозможно было прочитать что-либо определённое. Непонятно было, шутил он, или серьёзно рассматривал такую возможность.

— Даже если так, — сказал Штольм, — то что же он, по-вашему, хотел донести до Наланды?

— Ребята, ну что вы как маленькие! — призывно взмахнула руками Дарима. — Ведь ясно же, что то, о чём говорит этот человек, Кхарну просто не знает. Или не знал.

— Значит, его «машинка» такого робота точно не создаст, — резюмировал Гелугвий.

— Разумеется, — подтвердила Дарима. — Кроме того, тут и без кармических зависимостей очевидно, что роботы могут выполнять лишь то, что закладывает в них создатель…

— А мы хорошо знаем, — добавил Штольм, — что вот уж пятьсот лет, как их создают только для выполнения простой работы. А чтобы роботехнический ящер эпохи кайнозоя… или как там… мезозоя… революционные идеи провозглашал… нет, это совершенно невозможно!

— Разгромили в пух и прах! — улыбнулась Дарима. — А кристалловизоры, меж тем говорят, что Ящер проходил сквозь Врата. Так что не Внутреннего Мира это рук дело.

— Да что мы тут обсуждаем, — нетерпеливо выпалил я, — Наланда с первого взгляда поняла кто это!

— Ну да. А мы — учёные, нам доказательства нужны, — белоснежно оскалился мне Гелугвий. — Забыл?

— Я как раз не забыл, — парировал я. — Просто ни на протяжении моей жизни, ни в последние несколько веков никаких подобных действий никем и нигде не совершалось. И поверить, что некий человек сознательно пошёл на такое… как? — Я перевёл дыхание. — Честно говоря, раз такие вещи стали твориться, то даже то, что мы видели его на экранах, и даже то, что он точно проходил через Врата, пока ни в чём еще не убедило меня.

Тут даже хладнокровный Штольм оторвался от пульта.

— Так что же ты полагаешь? У тебя своя версия произошедшего? — спросил он.

— Вы верите в какие-нибудь неизведанные силы? — спросил я сразу всех. — Их раньше «потусторонними» называли.

— Я верю в Учение Будды, — ответила тихо Дарима и подошла ко мне.

— А я верю, что всё можно объяснить, — твёрдо молвил Штольм.

— И я, — добавил Гелугвий.

— Но вот погодите! — воскликнул я с ноткой торжества. — Недавно я в единой базе ковырялся, факты кое-какие искал. Сейчас покажу. — Я пощёлкал клавишами вычислителя. — Ага, вот оно. Во втором тысячелетии до нашей эры в древнеегипетском храме материализовался трёхметровый атлант, рассказал жрецу о путешествии души в загробном мире, а через несколько дней просто растворился в воздухе. — Я посмотрел на слушающих.

— Ты это называешь фактами? — уныло проговорил Штольм. — Таких историй записано превеликое множество, а что там на самом деле было — кто знает…

— Но самое-то главное, — оживился тут и Гелугвий, — наш-то «атлант» в воздухе не растворился; и, наверное, вовсе не собирается исчезать.

— В любом случае — перед нами феномен, — сказал я.

— Давайте же немного глубже копнём, — предложил Гелугвий и что-то набрал на клавиатуре. Экраны кристалловизоров заполнились схемами и значками.

— Как видите, — прокомментировал оператор происходящее, — у этого голубка явно есть серьезная причина для таких действий. Он не принадлежит ни к каким религиозным сектам, не состоит ни в одном тайном братстве. И сам согласился на считывание данных из памяти. И даже больше — он сам и предложил нам прочитать себя.

— Как это? Ты что, с ним говорил? — не понял Штольц.

— С ним «говорили» кристалловизоры. Он же знал, что мимо не пройдёшь.

— Точно! Что-то я совсем забыл некоторые замечательные свойства этих приборов, — кисло улыбнулся Штольм. — Давно не приходилось пользоваться, знаете ли.

— Так у него и мотивация присутствует, — сказал я, глядя на экраны. — Правда, сложно разобраться в этой мешанине чувств и желаний. Эмоциональная расцветка неустойчива и прыгает туда-сюда.

— Но Наланде-то он прямо объявил цель своего визита, — Дарима, которой вечно не сиделось, встала и обошла вокруг стола. — И фон при этих словах был зелёный, то есть — правдивый.

— Мы ещё продолжим изучение Ящера, — сказал я. — Но давайте узнаем, о чём Кхарну говорил с Наландой. Ведь это второй выпавший кусок загадочной мозаики.

Экраны показали темноволосого, хорошо сложенного юношу с волевыми чертами лица. Выделялись заострённые скулы, в уверенном взгляде сквозила убеждённость. Мальчик подошёл к Наланде, сидящей на крыльце дома.

— Мама, я хочу рассказать тебе об очень важном событии! — начал он решительно. — У меня вчера был один разговор…

— У меня уже сегодня был подобный разговор, — натянуто улыбнулась Наланда сыну. — Наверно, ты об этом?

По какой-то невидимой глазу связующей ниточке, протянутой между матерью и сыном, Кхарну почувствовал, что мать не одобряет действий того, с кем он говорил, и выплеснул свои чувства наружу:

— Да! — вскричал юноша. — Он рассказал мне то, что ты не могла или не имела права открыть мне. Я хочу изменить мир! Или хотя бы найти себя там, на «большой земле». Хочу быть полезным, а не оставаться всю жизнь секундной стрелкой в гигантских часах кармического циферблата Сансары.

— Ой, какие громкие выражения! — вымученно улыбнулась Наланда. Ей моментально вспомнились собственные подобные взлёты пятидесятилетней давности. А, может, уже и шестидесятилетней. — Послушай, сынок…

— Там я смогу приносить пользу! — с силой проговорил Кхарну. — Какой здесь от нас толк, уже целых полвека продолжается эта бессмысленная вакханалия; да, и началась она задолго до моего рождения.

Наланде было очень нелегко, но сейчас следовало собрать в кулак все силы, чтобы не сказать лишнего. Малейшая небрежность в беседе с сыном могла оставить неизгладимый рубец в ещё нежной душе подростка. О том, что, возможно, теперь весь полувековой Эксперимент сорван, ей даже некогда было подумать.

— Чтобы приносить пользу в нашем мире, — аккуратно начала Наланда, — уже недостаточно одного лишь желания. Сейчас нет нуждающихся, нет голодных, как нет и тяжело больных. Да, во множестве есть люди, ищущие максимальной осмысленности бытия, жаждущие обрести дело жизни или просто веру, наконец. Ты уверен, что сможешь всем им помочь?