Рыцарь Шестопер. Новый дом - Федор Соколовский Страница 12

В самом деле, мелкие детали, словечки, взгляды и ужимки позволяли сделать однозначный вывод: в трио новых знакомых главенствующая роль именно у Агапа Гирчина. Может, Иван действительно барон, но что знахарь гораздо выше его во всем – к гадалке не ходи. Да и у баронета довольно часто проскальзывает чуть ли не раболепное желание угодить недавнему зэку. А почему, спрашивается? Только из уважения и за подлеченные трубы у красоток?

Бывает, конечно, и такое в жизни. Вполне возможно, что Гармаши знахарю жизнью обязаны. Да вдобавок он для них кум, сват, брат, учитель-наставник и святой в одном флаконе. Но ничего подобного, ни единым словечком обозначено не было, и эта загадка все больше и больше занимала сознание Василия.

Пить он старался меньше всех. Зато не стеснялся показать излишнее, чуточку наигранное опьянение. Если приходилось отвечать, делал вид, что у него язык от крепкой медовухи заплетается. Смеялся громко вместе со всеми. Даже руки в конце концов распустил, словно инстинктивно ощупывая женские прелести. Но каждое оброненное слово старался уловить и правильно его классифицировать.

Наконец застолье вошло в финальную фазу, которая именуется сатириками как «Ты меня уважаешь?».

Слабым звеном на этом этапе оказался барон, вырубился первым. Его всем скопом увели, а практически унесли умаявшиеся красавицы. А молодой баронет, икая, вдруг принялся вещать:

– Пора! Давно пора нам уже взяться… ик!.. И показать, кто здесь… ик!.. Ткнуть мордой в пол, а потом… ик!.. А поэтому я предлагаю…

Несмотря на икание, слова он выговаривал четко и какие-то мысли донести мог. Да вот беда: что-то вдруг случилось с его речевым аппаратом. Речь превратилась в неразборчивое мычание, перемежаемое полузвериным рычанием. При этом оратор весьма энергично постукивал кулаком по столу, жестикулировал, использовал мимику и вращал глазами. То есть на сто процентов был уверен, что его прекрасно понимают. Плюс ко всему совершенно не реагировал на дружеские подначки собутыльников.

– Хорошо говорит, – щурился Агап. – От души…

– Да! – пьяно поддакивал ему Шестопер. – Впечатляет!..

– Понять бы еще, о чем он…

– Не важно… Главное, что от всего сердца слова идут…

– За это надо выпить!

– Угу…

– Но Брониславу больше не наливаем, – решил знахарь, излечивающий бесплодие. – Иначе он не только дар речи потеряет, но и детей больше делать не сможет. Ха-ха!

Услышав дружный смех собутыльников, баронет осекся, помотал головой и с обидой потянулся к кувшину, ворча нечто совсем непонятное. Но все-таки выпил и даже к определенной закуске потянулся, наклоняясь над столом, как вдруг рухнул лицом в тарелки, словно насмерть подстреленный.

– Одни мы с тобой, друже, остались, – притворно опечалился Агап, глядя, как вызванные девицы транспортируют тело уснувшего прочь из трапезной. – Зато теперь можем спокойно о деле поговорить…

Василий решил прикинуться шлангом, под завязку залитым алкоголем.

– О делах?.. Какие могут быть дела за столом? – Язык у него тоже якобы порядочно заплетался. И он уже прикидывал, как удачнее упасть: на тарелки перед собой, по примеру баронета, или соригинальничать, рухнуть на пол?

– Не, ну понятно, что тайна, то да се… – скривился с обидой Куча. – Но мне-то все можно сказать! Хоть в двух словах скажи, что сейчас в ордене творится?

– В двух? Мм… Все как обычно.

– И ты давно здесь? – последовал первый каверзный вопрос.

– Да вот… Как из бани вышел, так здесь и сижу.

– Имею в виду то время, пока тебя в тюрьму не упекли.

– Так сразу и арестовали! Еще на пути к столице…

– Нет! – стал нервничать власнеч. – До того как арестовали, сколько дней ты тут пробыл?

Этот вопрос напряг бдящую паранойю по максимуму. С чего это вдруг такой странный интерес? Не значит ли это, что члены ордена проживают вне королевства? И как правильно надо ответить? Рассмеяться или сослаться на секретность? Или, может, назвать любое количество дней, какое придет на ум? Но тогда последуют более конкретные наезды, уйти от которых будет еще сложнее.

Поэтому Василий не придумал ничего лучше, чем мотнуть головой и объявить с мертвецки пьяным видом:

– Ща… спою! – И, набрав в грудь воздуха, затянул про черного ворона.

Агап Гирчин посмотрел на своего бывшего сокамерника весьма странно. То ли не поверил в его опьянение, то ли не удержался от непроизвольной досады. Это было последнее, что успел зафиксировать Василий Райкалин своим сознанием. И ведь четко контролировал себя, не был пьян! Только притворялся! А все равно провалился куда-то в омут нереальности, словно значительно перебрал давно и тщательно выверенную норму.