Кремль 2222. Покровское-Стрешнево - Константин Кривчиков Страница 10

Благодаря поддержке матери, знатному происхождению и изощренному уму Якуб со временем достиг очень высокого положения, став членом Когорты Избранных и одним из властителей Капитолия. И был, в общем-то, доволен тем, как складывалась жизнь. Если бы не уродство в виде мохнатого хвоста, мешавшего завести детей. Ведь ребенок мог унаследовать генетические признаки мутации, а это вызвало бы вопросы и подозрения к самому Якубу.

Кроме того, Якубу приходилось постоянно помнить об опасности и прибегать к различным ухищрениям.

Во-первых, он никогда и ни перед кем не появлялся голым – включая жену. А жениться ему, по достижении семнадцатилетнего возраста, пришлось, чтобы не получить обвинение в нетрадиционной ориентации. Подобная распущенность относилась в Капитолии к категории тяжких преступлений и каралась смертью.

Во-вторых, сексом с женой Якуб занимался исключительно в темноте, объясняя причуду повышенной стыдливостью.

В-третьих, ему приходилось периодически отрубать хвост – в те моменты, когда он вдруг начинал отрастать. Ампутацию проводила мать, после чего Якуб «тяжело заболевал», проводя в постели какое-то количество дней – до того времени, пока рана не затягивалась. И так по кругу с периодичностью в несколько лет.

Сбой налаженная система дала только один раз, когда жена что-то заподозрила и начала проявлять повышенное любопытство. Это ее и сгубило. Якуб почувствовал опасность, сообщил матери, а та прибегла к многократно проверенному способу в виде растительного яда. И жена скоропостижно скончалась от кровоизлияния в мозг.

Данное событие случилось три года назад. С того момента Якуб не женился, делая вид, что тщательно подбирает новую супругу. Свои мужские потребности все это время он удовлетворял, используя бессловесных рабынь-наложниц. В прямом смысле бессловесных – всем рабыням, побывавшим в постели Якуба, отрезали языки. А спустя некоторое время умерщвляли – на всякий случай, для пущей надежности.

Заняв месяц назад должность Стратега, Якуб пришел к выводу, что теперь просто обязан обзавестись потомством. Тем более что он планировал совершить государственный переворот, объявив себя императором по примеру Юлия Цезаря. А императору обязательно нужен наследник.

Стратег начал присматривать себе наложницу, способную родить красивого, крепкого и здорового сына. И тут подвернулась лесовичка Глаша. Якуб решил сделать ее наложницей еще при первой встрече, когда увидел висящей на дыбе. Такая будет молчать, подумал Стратег, в благодарность за то, что я избавил ее от пыток и беспросветной жизни рабыни. А когда родит сына, тогда можно будет ее и убить. Или просто вырвать язык.

То, что Глаша считалась лесной дикаркой, Якуба не смущало. Да, дикарка, но зато дочь вождя племени, а не простая холопка. И здоровье отменное.

Это с одной стороны. С другой стороны, если вдруг у ребенка обнаружатся признаки мутации, будет возможность списать все на наследственность девушки. И никаких подозрений в адрес Якуба. Ведь будущий цезарь должен быть вне подозрений.

* * *

Перед стальной дверью-решеткой, ведшей в тюремный отсек, как и положено, дежурил надзиратель. Латыпов его знал по имени, но раньше с ним почти не общался. Надзиратели относились к особому отделу, а «особистов» остальные обитатели города-крепости недолюбливали. И Сергей, естественно, тоже не питал к ним симпатии. Однако сейчас изобразил улыбку и сказал:

– Привет, Кузьма. Все службу несешь?

Надзиратель сидел на стуле, когда старшина появился в коридоре. Но сейчас встал и, взглянув исподлобья, ответил без энтузиазма:

– Несу, как видишь. А тебя чего сюда занесло? К Малюте, что ли? Так его нет сейчас на месте.

Малютой капитолийцы за глаза называли начальника особого отдела Марка. Не просто так, разумеется, называли – громкое прозвище в честь знаменитого палача Марк получил за то, что умел в буквальном смысле вытягивать из подозреваемых жилы. А еще главный особист имел прозвище Крысопес – за безжалостность и песью преданность Якубу.

– Я и не собирался к Малюте, – сказал старшина. – Сам понимаешь, лучше от его кабинета держаться подальше.

Он усмехнулся и подмигнул. Но Кузьма не поддержал шутливый тон. Наоборот, нахмурился и пробурчал:

– Тогда чего тебе? Нам на посту разговаривать запрещено.

– Так я по делу. Я за лесовичкой пришел, Глаша ее кличут. Ну, ты знаешь о ней.

– За лесовичкой? – с недоумением протянул надзиратель.

– Ну да. Стратег велел доставить ее срочно. Давай, открывай решетку. А то Якуб ждать не любит.

– Якуб? – все тем же недоумевающим голосом отозвался Кузьма. – Не понял я, Сергей.

– А чего непонятного, капрал? – Латыпов сознательно подчеркнул звание надзирателя – мол, с тобой старший по званию разговаривает, а ты ерепенишься. Хотя надзиратель ему, разумеется, по службе не подчинялся. – Сказал же – Стратег велел доставить к нему лесовичку. Срочно.

– А ее разве не доставили?

– В каком смысле?

– В прямом. Ее увели уже к Якубу. Сам Малюта и увел.

– Когда?

– Да минут десять назад.

Кузьма, наклонив голову, вдруг посмотрел мимо Латыпова, поэтому тот инстинктивно оглянулся. И вздрогнул от неожиданности. В другом конце коридора стоял Федор Шелест и, судя по выпученным глазам, был поражен не меньше старшины. Заметив, что тот обернулся, с удивлением спросил:

– Старшина? А ты… – и замолчал, лупая ресницами.

Латыпов не стал дожидаться окончания фразы. Еще больше развернув корпус назад, резко ударил Кузьму локтем в подбородок – снизу вверх. Надзиратель клацкнул зубами и грузно, как куль с мукой, осел на пол. А Латыпов не медля – на ходу вытаскивая из ножен палаш – бросился к Федору.

Но и тот успел кое-что смекнуть. И когда старшина подбежал, уже выхватил свой палаш и занял оборонительную позицию.

Схватка, однако, длилась недолго. Ошеломленный натиском Сергея Шелест сразу начал пятиться, даже не собираясь атаковать. А затем и вовсе побежал, собираясь выскочить в главный коридор. Он явно не хотел погибать смертью героя и к тому же растерялся. Это его и погубило.

В панике Федор забыл, что ранен в ногу, и не способен состязаться в скорости бега с Латыповым. А когда, сделав с десяток шагов, вспомнил об этом важном обстоятельстве, было уже поздно. Старшина догнал его и косым ударом перерубил шею.

Наверное, это выглядело жестоким по отношению к сослуживцу, с которым Латыпов несколько раз ходил в рейды. Но «сослуживец» сбежал сегодня утром с места боя, бросив Латыпова и тяжело раненного командира, лейтенанта Рыкова. А еще Федор, как подозревал старшина, был стукачом и работал на особый отдел. Так что…

Впрочем, в размышления Сергей не вдавался, не говоря уже о том, чтобы мучиться угрызениями совести. Его заботила только одна проблема – проблема спасения Глаши. Для ее решения следовало действовать быстро и безжалостно. И не оставлять свидетелей, которые могли поднять тревогу.