Арсенал эволюции - Андрей Морголь

День с самого утра задался слишком отменным! Начало его настолько ошеломляло и обнадеживало, что в мозг коварно закралась предательская мыслишка: «Нет!.. В жизни так хорошо не бывает: обязательно где-нибудь кроется либо жестокий форс-мажор, либо съемочная группа программы «Розыгрыш». А еще весьма вероятно, я в лучших традициях своего стиля испорчу потрясающе гладкий ход событий самостоятельно, да таким нелепым образом, что прокляну и себя, и это утро, подававшее столь великие надежды». Но пока все шло хорошо, и я запинал начинающийся неуместный депрессняк поглубже в подкорку, прикрыв его свежими воспоминаниями, даже педаль газа утопил глубже по такому поводу.

А утро и вправду стартануло замечательно. Началось все с того, что помер мой сосед. Нет, не то чтобы я ненавидел старого параноика, отношения у нас были довольно нейтральными. Он даже пару раз вполне дружелюбно рассказывал мне какие-то свои бредовые истории про межгалактические сообщения, путешествия по иным мирам и про борьбу с фашистами в тех же условиях. Не менее дружелюбно я выслушивал его логически взаимосвязанные, но абсолютно нереальные (таков уж характер бреда) россказни и даже многозначительно кивал в особо драматичных местах. Еще с детства помню, что с умалишенными надо во всем соглашаться, так как взбесившегося душевнобольного – а с ними это происходит часто – могут успокоить лишь добрые, но далекие, сильные, но неспешные с прибытием санитары дурдома.

В соседовы списки подозреваемых в межгалактическом шпионаже я не входил, поэтому Леонтий Палыч мою скромную жизнь своими контрразведывательными мерами не отравлял. В отличие от жизни Вадима, который у старика слыл врагом номер один – видимо, из-за того, что жил в квартире над Палычем, куда пару раз приводил своих друзей-панков и частенько забывал выключать воду в ванной.

Дедок мстил сурово и безжалостно, по-армейски: приклеивал канцелярские кнопки к дверному звонку супостата, регулярно осенял с помощью половой краски дверь обители нехристей православным крестом, а один раз даже имел проблемы с милицией, когда набрал в шприц сырое яйцо и через иглу ввел его под мягкую обивку многострадальной входной двери Вадима. Тогда, уже через пару солнечных деньков, яйцо протухло и ароматизировало весь подъезд. Кто-то, естественно, поднял шухер и вызвал специалистов из ЖЭСа. Те причину благовоний установили моментом, поржали, само собой, а дверь посоветовали сменить.

Но уязвленный народ требовал справедливости. Что делать – уяснили, кто виноват – уже догадывались, осталось воздать виновному по заслугам. Вызвали ментов. Леонтий Палыч был привлечен по статье «мелкое хулиганство», оплатил добросовестно пять минималок и не обратил никакого внимания на великодушие оппонента, который даже не взыскал с него за материальный ущерб. Мало того, через пару недель проблемы с милицией начались у самого Вадима: старик непонятным образом умудрился вызвать служителей правопорядка аккурат к тому злополучному моменту, когда друзья притащили в квартиру Вадика спичечный коробок с известным содержимым и успели оприходовать половину.

В общем, помер Леонтий Палыч. Получилось так, что даже у меня на глазах. В то утро Мария Федоровна, его племянница, которая ухаживала за дядькой последние полгода, вихрем вломилась ко мне в квартиру без предварительного звонка и принялась трясти мое спящее после ночной смены в клубе тело, приговаривая неестественно высоким, срывающимся голосом:

– Арсений, Арсений, просыпайся, там дяде плохо, помоги, Арсений, Арсений! – И так вот нудно, монотонно, без пауз и промежутков. – Арсений, Арсений…

– Да что ж это такое… – Подавив зевок, я присел на диване, убедился, что в очередной раз дрых одетым, и с максимальной жалостью выдавил: – Ну, Мария Федоровна, вы же знаете, я только с ночи…

– Знаю, Арсенчик, извини… но я не знаю, что делать! Дядя там хрипит, хватает ртом воздух, в постели мечется… – Она более активно, чем обычно, сопровождала речь соответствующей жестикуляцией. – Мне так страшно…

Ее выпученные, как у затисканного хомячка, глаза смотрели на меня со страхом и удивлением. Вообще-то органы зрения у нее всегда были такими из-за какой-то там базедовой болезни, коей Мария Федоровна почему-то сильно гордилась и которая придавала лицу женщины постоянное испуганно-озадаченное выражение, а также привносила некоторую суетливость в поведение. Собственно, поэтому особого значения ее трагическому выступлению я придавать не стал, однако старика, хрен с ним, решил посмотреть – ни разу ж дома у соседа не был. Хотя что делать с Палычем, я особо не представлял. Если, со слов Марии Федоровны, все действительно так плохо, то толку с меня будет – как с зонтика на Пёрл-Харборе. Но все же я поднялся с дивана, выковырял из-под него тапки, быстро их напялил и с полной готовностью к реанимационным мероприятиям двинулся к соседу.