Хортарианский ястреб - Александр Гулевич

Вышел я из зала Октябрьского районного суда славного города Краснодара в подавленном состоянии, и тому были веские причины. Теперь уже моя бывшая жена (чтобы ей дореволюционные панталоны до конца жизни носить) вместе с новым, богатеньким хахалем умудрилась оттяпать половину дома, доставшегося мне после кончины прадеда. Этот дом был самым настоящим родовым гнездом, построенным ещё до революции, и с каждым новым поколением он становился только краше, но, так уж получилось, все из него разъехались по другим регионам страны, а некоторые и остались за границей после развала Союза. В общем, из всего многочисленного кубанского знатного казачьего рода мы с прадедом в крае остались одни. Правда, я тогда с женой отдельно жил на тёщиной квартире, но практически каждый день к нему наведывался и помогал по хозяйству. Он хоть и старый был, но оставался крепок телом и духом. Прошёл и Гражданскую, и финскую, и Великую Отечественную, да ещё и в Китае с японскими самураями повоевать успел. Знатным он был воякой, не чета нынешним дискотечным хлюпикам, только и знающим всякие энергетические напитки с водкой вперемешку глушить да тусить бестолково. Хотя не о них речь.

Когда прадеду перевалило за сотню лет, он как-то стал сдавать, и было ясно, долго на этом свете не задержится. Вот тогда у нас с женой Светланой и начался семейный разлад. Она всё меня подбивала дом продать, ведь за него можно было пять, а то и шесть квартир купить в элитных домах. Земля в центре очень дорогая, да и сам дом из добротного дореволюционного кирпича сложен, такие в большой цене у богатых людей, но я в никакую не соглашался. Родовое гнездо как-никак, и деньгами свои семейные корни только полные засранцы измеряют. В итоге дело дошло до развода, но мне было боязно о таком итоге нашей семейной жизни прадеду сообщать, поэтому я договорился с женой, что на развод подадим после смерти родича. Опасаться мне было нечего, дом по завещанию должен был отойти мне и под раздел совместно нажитого имущества никак не подпадал. Именно тогда я ушёл из квартиры и поселился на даче, но больше жил с прадедом, помогая ему во всём. Светлана недолго страдала от одиночества, быстро подцепив себе какого-то мелкого дельца, раскатывающего на сильно подержанном джипастом «лексусе», но мне уже давно была по барабану её личная жизнь. Разводиться я решил окончательно и бесповоротно. Не нужна была мне такая спутница жизни, вот и всё.

В один из дней директор фирмы, в которой я трудился снабженцем, послал меня на неделю в Ростов-на-Дону, где я перезаключал договоры с поставщиками, и в последний день пребывания в столице Ростовской области мне позвонила соседка прадеда и сообщила о его кончине. Оформив все деловые документы, я сел за руль своей машины и как угорелый помчался в Краснодар.

Дома я, как полагается, устроил похороны с поминками, а на следующий день заявилась супружница с хахалем и напомнила о нашем уговоре. Пришлось вместе поехать в ЗАГС, где мы и подали заявление на развод. Спустя два месяца нас развели, и вот тут-то и началась настоящая свистопляска! Светка-сука подала в суд на раздел совместного имущества. Как оказалось, за три дня до своей кончины, прадед переписал дом на меня, разумеется, не без помощи бывшей жёнушки и её пронырливого кавалера. Что они там наплели больному пожилому человеку, бог весть, но, как видно, весьма убедительно, раз прадед повёлся на её уговоры. Хотя, скорее, его просто обманули или, может, даже качественно подделали документы. В результате этой махинации я только что лишился половины семейного наследия, и мне было жутко обидно за свою непредусмотрительность. Свои личные документы я хранил в жестяной коробочке, где прадед держал свои боевые награды, чем Светка, видимо, и воспользовалась в полной мере. Конечно, можно было подать кассационную жалобу, но во время вынесения вердикта я уловил чью-то постороннюю заинтересованность в доме. Определённо, за всем этим стоял кто-то очень богатый и влиятельный, и, скорее всего, я с треском проиграл бы кассацию. Короче, картина вырисовывалась совсем безрадостная.

– Валентин, ты чего такой сегодня хмурый?! – неожиданно послышался знакомый голос из приоткрытого окна остановившегося рядом со мной нового «мерседеса».

Приглядевшись, я с удивлением узнал своего старого друга, с которым мы вместе выросли на одной улице, только он в последние несколько лет всё больше на нефтепромыслах пропадал, заколачивая длинную деньгу.

– Здорово, Ваня! Ты когда в город приехал?

– Ты давай в машину быстрее садись. Здесь останавливаться нельзя.

Я торопливо запрыгнул на переднее сиденье, и машина рванула. Пристегнув ремень, я с тоской смотрел на проносящиеся мимо с детства знакомые улицы и терзал себя совершённой глупостью.

– Так всё же, чего это ты такой кислый? – вновь поинтересовался Иван, с любопытством посматривая на меня.

Пришлось ему всё рассказать во всех подробностях, описывая случившиеся со мной перипетии с разводом и судом.

– Да, нехорошо получилось… – протянул он и, не отрывая взгляда от дороги, категорично заявил: – Надо немедленно домой ехать и забрать всё самое ценное, в противном случае твоя бывшая вместе с хахалем всё загребёт, и останешься ты вообще без ничего.

– Действительно, подвези меня, пожалуйста, домой.

Пробки мы как-то проскочили, уложившись в пятнадцать минут, и вошли в дом. Особо ценного здесь ничего не было, разве что казачья шашка и кавказский кинжал, семейный фотоальбом да некоторые трофеи с разных войн. Были ещё моих пару сотен тысяч и награды за службу в рядах внутренних войск. Всё уместилось в две большие дорожные сумки, и я хотел уже попросить Ваню подвезти меня на дачу, но вспомнил ещё о прадедовом сейфе, спрятанном в капитальном сарае. Что там было, старик никогда не говорил, да я особо и не настаивал. В конце концов, у каждого есть свои маленькие тайны, в которые даже родным лезть не стоит. В любом случае я знал, где был спрятан сейф и ключ от него, но никогда туда не лез, и вот теперь настало время…

Взяв ключи от сарая, я вышел во двор, подошёл к массивным стальным воротам, открыл замки и, пробравшись через старую рухлядь, открыл дверцы старинного дубового шкафа. Сорвал фанерную стенку и увидел дореволюционной ещё работы небольшой стальной ящик. Решительно вставив ключ и провернув его в замочной скважине четыре раза, открыл дверцу и увидел единственный предмет, хранившийся в нём. Это был до невозможности потёртый кожаный портфель огромных размеров. Взяв его за ручку, я ощутил приличную тяжесть и, подтянув к себе, открыл покрывшийся патиной бронзовый замок. Засунув руку внутрь, нащупал холщовой свёрток и большую продолговатую жестяную коробку.

Вытряхнув её содержимое на пыльный стол и взглянув на него, я мгновенно ощутил, как моя челюсть медленно отвисает от удивления. Из коробки вывалились десять стандартных картонных упаковок с патронами калибра 7,62 от ППШ и пистолета ТТ по семьдесят штук в каждой. Тут ещё были пять пачек от нагана и четыре упаковки девятимиллиметровых парабеллум, но самым шокирующим для меня стали не патроны, а то, что находилось в промасленных свёртках. В первом оказался никелированный «Вальтер P-38» с гравированной готическим шрифтом надписью, с пожелтевшей костяной рукояткой и золотым орлом с венком в когтях, внутри которого была свастика Третьего рейха, выпущенный в 1937 году. Ещё до начала серийного производства. На нём даже серийный номер отсутствовал. В другом свёртке оказался наш родимый советский ТТ и четыре обоймы к нему, но и он был явно не из обычных, так как тоже имел дарственную надпись от командования какому-то комбригу Куликову И.К. В третьем же свёртке находился самый обычный наган, судя по клейму изготовленный в Туле в 1938 году. А вот четвёртый свёрток вообще меня ошарашил до глубины души! Здесь находился шедевр испанских оружейников – автоматический пистолет «Астра 903» с деревянной кобурой и несколькими коробчатыми магазинами на двадцать патронов в шедевральном исполнении. Он был весь украшен искусной гравировкой и покрыт золотом. На его фоне парадный эсэсовский кинжал с цепью старшего комсостава совершенно не производил особого впечатления, хотя вещь была очень редкой.