Закон выживших - Дмитрий Силлов

Человек шел по Зоне.

Это давалось ему нелегко. Болела нога, которую он едва выдернул из аномалии. Но выдернул удачно, лишь стопу подвернул. Так что, можно сказать, повезло.

Везение в Зоне вещь относительная и непостоянная. Но пока тебя не расплющило в аномалии и не сожрал какой-нибудь мутант, можно считать, что удача тебе сопутствует. И если даже ты разодрал в лоскуты одежду и расцарапал в кровь руки об шипы, продираясь сквозь заросли плотоядных кустов, а твоя распухшая нога при каждом шаге стреляет болью вверх чуть не до горла – это всё пустяки. Потому что ты – живой. А это в Зоне удается далеко не каждому.

Человек не знал, сколько часов, а может, дней он шел вот так, куда глаза глядят. Серая трава под ногами, серые тучи над головой и полуразвалившиеся серые деревенские дома, встречающиеся по дороге, – всё это уже слилось перед его глазами в сплошную однообразную картину, смахивающую на туман, клубящийся в лощине, похожей на рваную рану в теле земли.

Он давно бы уже упал и остался лежать здесь, прекрасно вписавшись в пейзаж, став еще одним грязно-серым холмом, похожим на свежую могилу. Но его словно что-то подталкивало изнутри, заставляя переставлять задеревеневшие ноги. Что-то, настойчиво требующее идти, жить, бороться любой ценой, даже если сил для борьбы совсем не осталось. И он шел, подчиняясь этим внутренним толчкам, так похожим на удары измученного сердца, не желающего сдаваться.

Из рощи кривых деревьев, изуродованных радиацией, вышла жуткого вида тварь, похожая на человека с неестественно огромным горбом за спиной. Посмотрела на одинокого путника красными глазами без век и зрачков, пошевелила безгубым ртом, в котором едва умещались длинные, кривые зубы, словно пробуя на вкус загустевшую кровь, текущую по жилам измученного человека…

Но, видимо, ментальная дегустация горбуна не устроила. Его уродливое лицо скривилось, став похожим на гриб-паразит, что выжирает деревья изнутри. Харкнув себе под ноги, мутант развернулся и скрылся в роще, обсыпанной хилой ярко-рыжей листвой.

Но человек не заметил горбуна. Все его мысли были заняты лишь одним – идти, идти, идти не останавливаясь. Куда идти? Зачем? Он не задавал себе этих вопросов, потому что все его мысли были заняты лишь одним: нужно заставить себя сделать очередной шаг. Потом еще. И еще…

Человек споткнулся и едва не упал. Это заставило его оторвать взгляд от дороги, по которой он шел, посмотреть вперед – и немного ускорить шаг. Оказывается, серый туман впереди стал другим. Да и не туман это был вовсе, если присмотреться.

По бокам старой, разбитой асфальтовой дороги маячили два двухэтажных кирпичных здания. Саму дорогу перегораживали баррикады, сложенные из мешков с песком, лишь неширокий проход оставался между ними, грузовик едва протиснется. От зданий вправо и влево тянулись ряды колючей проволоки, над которыми маячили наблюдательные вышки.

В голове человека всплыло слово «блокпост». Однако значения его человек не помнил. Или вообще не знал никогда. Просто слово. Одно из многих, которые бесцельно плавали в его голове, словно бестолковые рыбы в затхлой воде пруда-охладителя.

Путник наморщил лоб, пытаясь вспомнить, что такое «пруд-охладитель», но его вновь словно что-то подтолкнуло изнутри – надо идти.

И он пошел, приволакивая больную ногу и отчаянно стараясь идти быстрее…

* * *

Рядовой Романенко, дежуривший на вышке, увидел движение на шоссе. Мутант? Надо же! Наконец-то. За месяц службы на КПП «Дитятки» он ни разу не видел мутанта, о которых снисходительно, сквозь зубы рассказывали «деды», с их слов расстрелявшие не одну сотню этих тварей. И вот наконец – он самый! Настоящий! Может, отпуск дадут, если удастся положить тварь раньше, чем ее заметит ефрейтор Степанов с соседней вышки. Или лычку на погон, что тоже неплохо для начала.

Рядовой приник к пулемету, прищурился, выдавил половину слабины – и отпустил спусковой крючок.

Потому что по дороге шел человек. Грязный, оборванный – но человек. Не мутант, которых внутренняя инструкция строжайше предписывала расстреливать при приближении к кордону.

Романенко оставил пулемет и подошел к телефону, прикрепленному к одной из стоек вышки. Поднял трубку, нажал кнопку внутренней связи с начальником караула:

– Товарищ лейтенант, – дрожащим от волнения голосом произнес рядовой. – Там… В Зоне…

– Что там в Зоне? – раздался недовольный голос в трубке. – Доложите по форме, рядовой. Опять крысособаку увидели и наложили в штаны от удивления?

– Там человек… – промямлил Романенко. – Идет по шоссе.

– Мутант? – Голос лейтенанта на другом конце провода мгновенно стал деловым и сосредоточенным. – Вы помните плакаты, на которых они изображены, рядовой? Это один из них?

– Никак нет, – выдохнул Романенко, уже мысленно видя себя на гауптвахте за то, что не поступил так, как предписывала инструкция. – Это мужчина. Оборванец какой-то. Хромой, еле идет.

– В Зоне давно уже нет людей, – отрывисто произнес лейтенант. – Поэтому я приказываю немедленно открыть огонь…

– Отставить, – расслышал рядовой жесткий командный голос, рявкнувший рядом с лейтенантом. – Что значит «нет людей»?

– Рядовой с вышки номер два докладывает, что к блокпосту со стороны Зоны приближается человек, – отчеканил начальник караула. – Согласно инструкции…

– Я приказываю отставить огонь, – перебил его голос.

Похоже, это командир батальона государственной службы охраны кордона случайно зашел в караульное помещение, ведь только он был способен реветь так, что дрожат стекла в окнах и мембраны телефонных трубок, прижатых к чужому уху. – Надо ж разобраться, что там за типы по Зоне шастают. А вы, товарищ лейтенант, разберитесь, почему докладывает только вторая вышка и какого мясоглота сейчас делает наблюдатель на первой.