Рожденный бежать - Кристофер Макдугл Страница 48

Мы прибыли в Крил, когда стемнело. Автобусик, дребезжа, дотащился до остановки, взвизгнув напоследок тормозами, словно издал вздох облегчения. За окном я разглядел призрачную старую соломенную шляпу Кабальо. Подпрыгивая, она плыла в темноте в нашу сторону.

Мне просто не верилось, что мы так гладко пересекли пустыню Чиуауа. Обычно шансы перебраться через границу и успеть на четыре автобуса подряд без того, чтобы один из них не сломался или не дотащился до места с полдневным опозданием, бывали равны вероятности обдурить игорный автомат в Тихуане. Во время почти любого путешествия по Чиуауа кто-нибудь наверняка утешит вас местным девизом: «Ничего не идет по плану, но он всегда удается». До сих пор, однако, этот план оказывался надежным, трезвым и неподвластным картелям.

Разумеется, до момента, как Кабальо встретился с Босым Тедом. — Кабальо Бланко! Ты ли это!

Еще не выходя из автобуса, благополучно прибывшего в Крил, я услышал громовые раскаты чьего-то голоса, живо напомнившие мне грохот осадного орудия. «Ах ты, чертяка! Вот здорово! Можешь звать меня Моно! Обезьяна! Это я обезьяна! Эта животина — мой дух-покровитель…»

Выйдя, я увидел Кабальо, который, потеряв дар речи, ошарашенно таращился на Босого Теда. За время нашего долгого путешествия мы хорошо себе уяснили: Босой Тед говорит так же, как Чарли Паркер играет на саксофоне — зацепляется за любую реплику и разражается поистине шквальной лавиной импровизации, вдыхая воздух через нос и надолго сохраняя нескончаемый поток звуков, истекающий из его рта. В первые тридцать секунд нашего пребывания в Криле на Кабальо обрушился такой словесный поток, в какой ему не доводилось попадать в течение года. На мгновение я почувствовал острый! укол сочувствия, но только на мгновение. За пятнадцать часов мы терпеливо прослушали содержимое смешанных файлов Босого Теда. Теперь настала очередь Кабальо.

— …тараумара воодушевляли меня чрезвычайно. Как-то я первый раз в жизни прочел, что тараумара могут столько пробегать в сандалиях; для меня это было чем-то таким потрясающим, таким подрывающим все и вся, таким противоречащим всяким интуитивным представлениям о том, что я считал необходимым для человеческого существа, чтобы пройти такую дистанцию, что, помню, я подумал: ну ни фига себе! Как, черт возьми, такое возможно? Это и было самым главным, самой сутью, что не могут объяснить современные обувные фирмы…

Кстати сказать, чтобы должным образом оценить мозговой шейкер Босого Теда для приготовления коктейля из мыслей, вам вовсе не надо было его слушать, достаточно было на него смотреть. В его облике странным образом сочетались экзотика тибетского монаха-воителя и шик скейтбордиста: хлопчатобумажные трусы для кикбоксинга со стягивающим шнуром вместо резинки и облегающая белая фуфайка-безрукавка отлично уживались с японскими банными шлепанцами, латунным амулетом в виде скелета, болтавшимся где-то посреди груди, и красной банданой, завязанной узлом вокруг шеи. С бритой головой, с фигурой, напоминающей блок из шлакобетона, и пронзительным взглядом темных глаз, обшаривающим лица слушателей, требуя внимания, что, впрочем, слышалось и в его голосе, он выглядел живописно и притягательно.

— Ага! Лады, приятель, — буркнул Кабальо, пытаясь обойти Теда, чтобы поздороваться с нами. Поприветствовав друг друга, мы прихватили свои пожитки и последовали за Кабальо по главной улице Криля к временному жилью, которое он устроил для нас на краю города. После долгой поездки мы страшно проголодались и устали, дрожали от холода, царившего высоко в столовых горах, и мечтали лишь о теплой постели и миске с горячей фасолью… все за исключением Теда, твердо уверовавшего в то, что первым делом надо продолжить историю о жизни, которую он начал рассказывать Кабальо при встрече.

Кабальо все это здорово осточертело, но он стиснул зубы и решил не прерывать Теда. Он имел сообщить кое-какие весьма неприятные новости, но еще не сообразил, как бы этак получше их сообщить, чтобы мы не развернулись и не отправились обратно в автобус, пока тот не уехал.

«Моя жизнь — это управляемый взрыв», — любит повторять Босой Тед. Он живет в Бербанке, в маленьком доме с огороженным участком, напоминающим жилище слетевшего с катушек паренька, которого играет Том Хэнке в фильме «Большой». Площадка вокруг дома забита окрашенными в разноцветный горошек спортивными машинками «спайдер», карусельными лошадками, викторианскими велосипедами с огромными колесами, джипами 1916-1930 годов и цирковыми афишами; там же помещаются плавательный бассейн с морской водой и горячая ванна, охраняемая находящейся под угрозой вымирания калифорнийской пустынной черепахой. Гараж заменяют два огромных цирковых шатра. В одноэтажное бунгало все время входят и выходят из него собаки и кошки в ассортименте, а еще гусь, ручной воробей, тридцать шесть почтовых голубей и горстка необычных азиатских цыплят с лапками, покрытыми похожими на мех перьями.

— Я все время забываю это заумное словечко философа Хайдеггера [39], ну то, которое означает, что я есть выражение этого места, — говорит Тед, хотя это место абсолютно не его. Оно принадлежит его кузену Дэну, гениальному механику-самоучке, который в одиночку создал первый в мире бизнес по реставрации каруселей.

— На одной из наших лошадок исполняет стриптиз Дита фон Тиз [40], — рассказывает Тед. — Еще одну таскала с собой на гастроли Кристина Агилера [41].

Когда несколько лет назад Дэн переживал тяжелый развод, Тед решил, что кузен больше всего нуждается в его обществе, поэтому он появился у дверей Дэна с женой, дочерью и бродячим зверинцем и больше уже не уходил.

— Дэн целыми днями сражается с большими, холодными, классными механическими штучками и появляется со смазкой, стекающей с его пальцев, как кровь с лап хищной птицы, — не унимается Тед. — Вот почему мы незаменимы. Он стал бы социопатом, если бы у него не было под рукой меня, чтобы было с кем поспорить.

Тед принес пользу, организовав маленький оперативный склад дешевых украшений для каруселей, которые он перевез от какого-то малого в одну из запасных спален Дэна. Это не приносило большого дохода, но у Теда оставалась уйма времени на то, чтобы готовиться к гонкам на своем велосипеде викторианских времен и обучаться «смежным специальностям», катая жену и дочь на манер рикши. У Кабальо сложилось совершенно неправильное представление о якобы богатстве Теда главным образом потому, что в электронных письмах Теда, как правило, было полно прожектов, более подходящих инвестору компании Microsoft на заре ее создания. Пока все мы, прочие, приценивались к полетам эконом-классом в Эль-Пасо, Тед, к примеру, наводил справки о взлетно-посадочных полосах для частного самолета для полетов над малонаселенной местностью, в частности над районами Мексики. Не то чтобы у Теда был самолет, у него и машина-то еле-еле была. Он везде разъезжает на шипящем «жуке» фирмы Volkswagen 1966 года выпуска, настолько дышащем на ладан, что он не может отъезжать на нем более-менее далеко. Но Теда это не напрягает: ведь, по сути, это все часть главного плана.