Грозовой Перевал - Эмилия Бронте Страница 75

— И вам было приятно смотреть, как ее бьют? — спросила я, нарочно поощряя его говорить еще и еще.

— Я зажмурил глаза, — ответил он, — я всегда жмурюсь, когда отец у меня на глазах бьет лошадь или собаку, он это делает так жестоко! Все же я сперва обрадовался — Кэти заслуживала наказания за то, что толкнула меня. Но когда папа ушел, она подвела меня к окну и показала мне свою щеку, разодранную изнутри о зубы, и полный крови рот. А потом она подобрала обрывки портрета и отошла и села лицом к стене, и с того часу она ни разу со мной не заговорила; временами кажется, что она не может говорить от боли. Мне неприятно это думать, но она противная, что непрестанно плачет, и такая бледная и дикая на вид, что я ее боюсь.

— А вы можете достать ключ, если захотите? — спросила я.

— Да, когда я пойду наверх, — ответил он. — Но сейчас я не могу пойти наверх.

— В какой это комнате? — спросила я.

— Ну, нет! — закричал он. — Вам я не скажу где! Это наша тайна. Никто не должен знать — ни Гэртон, ни Зилла. Довольно! я устал от вас — уходите, уходите! — И он склонил голову на руку и снова закрыл глаза.

Я сочла наилучшим уйти, не повидавшись с мистером Хитклифом, и принести освобождение моей молодой госпоже из ее родительского дома. Когда я там появилась, слуги встретили меня с большим удивлением и большой радостью, а когда они услышали, что и барышня наша цела и невредима, двое или трое из них хотели тут же броситься наверх и закричать об этом у дверей мистера Эдгара, но я заявила, что должна сама сообщить ему новость. До чего он изменился, на мой взгляд, за эти несколько дней! В ожидании смерти он лежал, как воплощение скорби и покорности. И выглядел совсем молодым: на деле ему было тридцать девять лет, но вы не дали бы ему и тридцати. Он думал, видно, о Кэтрин, так как шептал ее имя. Я взяла его за руку и заговорила.

— Кэтрин придет, мой дорогой господин, — сказала я тихо, — она жива и здорова, и к вечеру, надеюсь, будет здесь.

Я задрожала, когда увидела первое действие этих слов: он приподнялся, жадно обвел глазами комнату и упал на подушку в обмороке. Когда он пришел в себя, я рассказала, как нас принудили посетить Грозовой Перевал, а потом насильственно там задержали. Я сказала, что Хитклиф попросту втащил меня в дом, хоть это и не совсем отвечало правде. Я старалась говорить как можно меньше против Линтона и не стала описывать всю грубость его отца, потому что не хотела добавлять горечи в чашу, и без того переполненную.

Он разгадал, что в намерения его врага входило закрепить за сыном — вернее, за собою — не только земли Линтонов, но и личное имущество мисс Кэтрин. Но почему Хитклиф не ждал спокойно его смерти, оставалось загадкой для моего господина, потому что он не знал, как быстро вслед за ним должен был сойти в могилу и его племянник. Все же он понял, что нужно изменить завещание. Он решил не оставлять Кэтрин капитал в личное распоряжение, а передать его в руки опекунов, завещав его ей в пожизненное пользование с последующим переходом к ее детям, если они у нее будут. Таким образом, если б Линтон умер, наследство не могло бы перейти к мистеру Хитклифу.

Получив распоряжение от моего господина, я отправила человека за стряпчим, а четырех других, снабженных пригодным оружием, послала вытребовать у ее тюремщика мою молодую госпожу. И тот и эти задержались до ночи. Одиночный посланец пришел обратно первым. Он сказал, что мистер Грин, наш поверенный, когда он прибыл к нему, находился в отлучке и пришлось два часа ждать его возвращения; а когда Грин наконец вернулся, то сказал, что у него есть одно дельце в деревне, которое он никак не может отложить, но что он еще до рассвета прибудет на Мызу. Те четверо тоже никого с собой не привели. Они только принесли весть, что Кэтрин больна — так больна, что не может выйти из комнаты, — и что Хитклиф не дал им повидаться с нею. Я как следует отругала глупцов, что они поверили этой басне, которую я не стала пересказывать своему господину, решив нагрянуть утром всем гуртом на Перевал и буквально взять дом штурмом, если нам не выдадут узницу добром. Отец ее увидит, клялась я снова и снова, хотя бы нам пришлось убить этого дьявола на пороге его дома, когда он стал бы нам сопротивляться!

К счастью, я была избавлена от лишних хлопот и волнений. В три часа утра, спустившись вниз за водой, я с кувшином в руках проходила через переднюю и чуть не заплясала от радости, услышав решительный стук в парадную дверь. «Ах нет! это Грин, — сказала я, опомнившись, — это только мистер Грин!» И пошла дальше, решив, что вышлю кого-нибудь другого открыть ему. Однако стук повторился — негромко, но все же настойчиво. Я поставила кувшин на перила и поспешила отворить стряпчему сама. Осенний месяц ярко светил снаружи. То был не стряпчий. Моя милая маленькая госпожа кинулась, рыдая, мне на шею.

— Эллен! Эллен! папа еще жив?

— Да! — закричала я. — Да, мой ангел, он жив! Слава богу, что вы опять с нами!

Она хотела тут же, не отдышавшись, бежать в комнату мистера Линтона, но я ее заставила сесть на стул и дала ей напиться; я умыла ее и передником натерла до красноты ее бледные щеки; потом объяснила, что я должна пройти вперед и предупредить о ее возвращении; и я ее умоляла сказать отцу, что она будет счастлива с юным Хитклифом. Она посмотрела на меня в недоумении, но, быстро сообразив, почему я советую ей говорить неправду, она меня уверила, что не станет жаловаться.

Я не посмела присутствовать при их встрече. С четверть часа стояла я в коридоре за дверью и едва отважилась потом подойти к кровати. Все, однако, было тихо. Отчаяние Кэтрин проявлялось так же молчаливо, как радость ее отца. Он полусидел в подушках, и она его поддерживала, спокойная с виду; а он глядел в ее лицо расширившимися от восторга глазами.

Он умер блаженно, мистер Локвуд; да, именно так! Поцеловав ее в щеку, он прошептал:

— Я ухожу к ней. И ты, мое дорогое дитя, тоже придешь к нам! — и больше он не двигался и не говорил, только все глядел восхищенным лучистым взором, пока не перестало биться его сердце и не отлетела душа. Никто не заметил точно минуту, когда он умер, — так тихо он скончался, без всякой борьбы.

Все ли слезы иссякли у Кэтрин, или слишком было тяжким горе, чтоб дать им пролиться, но она сидела с сухими глазами, пока не взошло солнце. Она сидела до полудня и так и оставалась бы в задумчивости у кровати покойника, но я настояла, чтоб она ушла к себе и соснула. Хорошо, что мне удалось удалить ее, потому что к обеду явился наш законник, наведавшись перед тем на Грозовой Перевал, где получил указания, как ему действовать. Он продался мистеру Хитклифу; в этом была причина, почему он медлил прийти по приглашению моего господина. К счастью, после возвращения дочери ни единый помысел о мирских делах уже не приходил на ум мистеру Эдгару, не возмутил его дух.

Мистер Грин взял на себя распорядиться на месте всем и всеми. Он рассчитал всех слуг, кроме меня. И так широко толковал свои полномочия, что хотел похоронить Эдгара Линтона не рядом с его женой, а в церкви, в фамильном склепе Линтонов. Этому, однако, помешало завещание и мои громогласные протесты против всяких отступлений от указанной в нем воли покойного. С похоронами торопились. Кэтрин — теперь миссис Линтон Хитклиф — было разрешено оставаться в Скворцах, пока лежало в доме тело ее отца.