Сущий рай - Ричард Олдингтон Страница 56

— Да, — сказала Марта, хотя ему было ясно, что она, в сущности, не поняла его.

— Дорогая! Может быть, я выражаюсь скучно, высокопарно и утомительно? — быстро спросил он. — Но я должен высказать все это. Этого требует моя совесть бунтаря.

Марта рассмеялась.

— Разве не лучшее и не прекраснейшее в любви то, чего нельзя выразить словами?

— Я не знаю. Я и не пытаюсь выразить все, — ответил Крис. — Вопрос не в том, что мы чувствуем и почему, а в том, как управлять нашими чувствами, в том, как бы нечаянно не причинить друг другу боли, как бы не превратить радость в страдание и хаос. Вот сейчас, когда я стоял подле вас и вы подняли ваше прекрасное лицо, пристально и нежно посмотрели на меня, я был во власти желания тотчас же ответить на ваш призыв. Мне хотелось одного: взять вас, не медля ни минуты. Но я этого не сделал. Если бы я это сделал, разум и предусмотрительность погибли бы в водовороте переживаний и ощущений, как это всегда бывает при столкновении со столь великими первобытными силами, как страх и любовное влечение. Вы, может быть, думаете, что мое отступление говорит об излишнем хладнокровии, о том, что я не желаю вас по-настоящему. Если вы так думаете, вы не правы. Оно говорит о противоположном. Оно означает, что вы мне так дороги, что я заставляю лучшее, что во мне есть, думать о вас, а не только о себе.

Он остановился размышляя. Марта терпеливо ждала, как ждут все женщины, когда мужчины слишком много говорят.

— Да, — снова заговорил он. — Так называемым нормальным поступком было бы для нас «поддаться искушению». А потом, после непоправимого, тогда что? Подчиниться одному из узаконенных правил любовной игры. Мы не настолько глупы. Мы можем быть реалистами. С одной стороны, наша ситуация обыкновенна и стара как мир, с другой — она единственная в своем роде. Хотя в очень и очень многом мы в точности такие же, как все остальные люди, все зависит от того, как мы будем относиться и приспосабливаться друг к другу. Нам мало сказать: «О, мы любим друг друга» — и предоставить все естественному ходу вещей и запутаться в трудностях и взаимном непонимании. С этим-то вы согласны ведь, правда?

— Да, — сказала Марта. — Я тоже так думаю. Но что вы хотите мне сказать и что я, по-вашему, должна делать? Получается что-то очень сложно.

— Ничего сложного, если мы будем абсолютно искренни и прямодушны, — сказал Крис. — Прежде всего признаем, что влечение, соединяющее нас, — половое влечение. Не будь пола, мы оставались бы только друзьями. Именно наличие полового влечения заставляет нас стремиться друг к другу, дает нам это ощущение экстатического блаженства. Я не стану впадать в общепринятую литературную условность и притворяться перед самим собой и перед вами, будто я желаю вас и люблю вас за что-то, чего у вас нет. Я не хочу, чтоб вы были прекрасной дамой или хотя бы нежной девой с ученой степенью и золотыми волосами. Для меня вы не фиалка подле замшелого камня и не ярчайшая звезда на небосводе. Под вашим изящным синим халатиком скрывается женское тело. Оно доставляет мне радость. Я рад, что вы реальная женщина, и желаю вас как женщину. Я знаю, что вы — изысканное и чудесное сочетание миллионов клеток, что ваше сердце поддерживает жизнь их, нагнетая в них кровь, что в вас происходят сложные химические процессы. Меня привлекает не ваша родословная, не ваш годовой доход, не ваша игра на рояле, не призрак, вызванный из небытия смутным вожделением и фантазией, а то, что подлинно и по существу составляет ваше тело, вашу душу. То, от чего вы не можете уйти. То, благодаря чему вы — Марта, и никто больше, реальная, живая правда вашего «я». Не смотрите на меня с таким удивлением. Неужели вас удивляет, что я не презираю вас за то, что вы женщина?

Марта покачала головой. Крис остановился, наблюдая за ней: «Она понемножку отдаляется от меня, — подумал он. — Я говорю, вместо того чтобы действовать, я употребляю выражения, которые не встречаются у ее любимых поэтов и романистов. Если уж я должен говорить, она предпочла бы, чтобы я разводил сентиментальное пустословие. Но разрази меня гром, если я на это пойду. Я буду вести себя как разумное человеческое существо, а не как восторженный сентименталист…»

— Вы заставляете меня краснеть, — сказала Марта.

— Я тут ни при чем. Это от того, что вас с детства приучали быть респектабельной женщиной. По существу говоря, вы вовсе не так шокированы, как вам кажется. Половое воспитание женщин так фантастично, так очевидно абсурдно, что здравый смысл женщины восстает против него. Женщина знает, что, если она женщина и наделена естественными женскими инстинктами, это еще не значит, что она порочная, грязная тварь. Женщины соблюдают декорум, но не верят в него — во всяком случае, только неудачницы верят. И какая отвратительная наглость — называть невежество, предрассудки и суеверия «здоровой неиспорченностью»! Возмутительная наглость! Во всем, что касается нашего тела, — как, впрочем, и всего остального, — истинное здоровье — это знание и приятие жизни. Тот факт, что вы женщина, не внушает мне никакого отвращения, но, с другой стороны, я вовсе не намерен делать вас идолом в храме моей души или видеть в вас ангела, посетившего мой дом, тем более что дома-то у меня и нет!

— О Крис, Крис, — сказала Марта со смехом. — А дальше что вы скажете?

— Но вы со мной согласны? Как по-вашему, дело я говорю или несу ахинею?

— Конечно, согласна. Мне нравится, что вы смотрите на меня именно так, но, когда вы так прямо и словно между прочим говорите об интимных вещах, я начинаю стесняться и стыдиться. Никто до сих пор не говорил со мной так о моем теле.

— Значит, кто-нибудь должен же был это сделать, — ответил Крис. — Тут нечего стыдиться. Если бы это было постыдно, я не стал бы об этом говорить. Вот что я вам скажу, Марта: мне до смерти надоело сексуальное ханжество моих родителей, Анны и Гвен. Мои родители дьявольски «чисты»: для них сексуальная жизнь — это источник дохода. Анна дьявольски «чиста» — она размахивает флагом своей сексуальной привлекательности, как матадор плащом, и смеется, когда быки несутся на нее. Гвен дьявольски «чиста» — у нее столько подавленных комплексов, что она усматривает сексуальный смысл в кремневом орудии каменного века. Если они «здоровые, неиспорченные» люди, тогда я грязная скотина! Мне было бы чертовски больно, если бы вы были такая, как они. Но вы не такая. Я знаю, что вы не такая. А потому не обижайтесь на мою откровенность.

— Я не обижаюсь. И я думаю, что вы правы! — сказала Марта. — Действительно, неприятно, когда люди стыдятся своего тела, и действительно, нездорово, когда мужчины считают женщин грязными и развратными только потому, что они женщины. И действительно, глупо, когда двое людей воображают, что раз уж они друг друга любят, значит, теперь все будет отлично и замечательно до скончания века. Но не будьте чересчур проницательны в отношении меня, Крис. Мне хотелось бы, чтобы вы были ослеплены любовью хоть самую малость.

— Не беспокойтесь, — улыбнулся Крис, — я и так достаточно ослеплен. Я мог бы расточать самые преувеличенные и неправдоподобные комплименты и верить каждому своему слову. Даже сейчас мне было бы крайне трудно поверить человеку, который взялся бы утверждать, что вы не самая привлекательная девушка на свете. Я молюсь на вас, и даже вам самой не сразу удалось бы внушить мне, что вы — не лучшая из всех возможных девушек!