Вся правда о Муллинерах - Пэлем Грэнвил Вудхауз Страница 43

Такие мысли — и тысячи им подобных — мелькали в голове злополучного молодого человека, пока дни шли за днями, и каждый, казалось, подталкивал его все ближе к краю пропасти. Судьба словно бы извлекала злорадное удовольствие, ставя его в безвыходное положение. Теперь, когда девушке было разрешено вставать с постели, она проводила дни, сидя в кресле на крыльце среди солнечных зайчиков, и Джеймс был вынужден читать ей — и к тому же стихи! Причем не бодрые жизнеутверждающие стихи, которые выдают нынешние юноши, — забористые, честные стихи о грехе, о газовых заводах, о разлагающихся трупах, но безнадежно старомодные, с рифмами, посвященные почти исключительно любви. К тому же погода оставалась великолепной. Жимолость поила своим благоуханием легкие ветерки; розы над крыльцом чуть покачивали свои алые головки; цветы в саду были даже прелестнее, чем раньше; птички распевали, надрывая свои крохотные горлышки. И каждый вечер был украшен несравненным закатом. Казалось, природа подстраивает это нарочно.

Наконец, когда доктор Брейди уходил после своего очередного визита, Джеймс перехватил его и поставил вопрос ребром:

— Когда ей можно будет уехать?

Доктор потрепал его по плечу.

— Еще не сейчас, Родмен, — сказал он тихим все понимающим голосом. — Вам нет причин расстраиваться. Ей придется оставаться здесь еще дни, и дни, и дни — если не сказать недели, и недели, и недели.

— Недели и недели! — вскричал Джеймс.

— И недели, — дополнил доктор Брейди, игриво ткнув Джеймса в грудобрюшную преграду. — Удачи вам, мой мальчик, — сказал он. — Удачи вам!

Джеймсу стало чуть легче, когда рассиропившийся врач тут же споткнулся об Уильяма, разлегшегося поперек дорожки, и сломал свой стетоскоп. Если человек находится на пределе, как Джеймс, всякая мелочь во благо.

После этой беседы он уныло брел к дому, но тут его остановила румяная экономка.

— Барышня желает поговорить с вами, сэр, — сказала румяная, потирая руки.

— Значит, желает? — повторил Джеймс глухим голосом.

— И личико у нее такое премиленькое, такое прехорошенькое, сэр. Ах, сэр, вы даже не поверите! Сидит там, как Божий ангел, и милые ее глазки так и сияют!

— Не надо! — неистово возопил Джеймс. — Не надо!!!

Девушка полулежала на подложенных под спину подушках, и он в очередной раз подумал, до чего она ему антипатична. И одновременно некая сила, от которой он отбивался, как безумный, нашептывала ему: «Подойди к ней, возьми эту нежную ручку в свои, еле слышно скажи в это ушко пылкие слова, которые понудят это личико отвернуться и залиться алой краской!»

— Миссис Старая Карга, как бишь ее, сказала, что вы хотите поговорить со мной.

Девушка кивнула:

— Я получила письмо от дяди Генри. Я написала ему, как только мне стало легче, и сообщила, что произошло. Он приедет завтра утром.

— Дядя Генри?

— Я его называю так, но на самом деле он мне не родственник. Он мой опекун. Он и папочка были офицерами в одном полку, и, когда папочку убили на афганской границе, он умер на руках дяди Генри и с последним вздохом попросил его заботиться обо мне.

Джеймс вздрогнул. В его сердце пробудилась внезапная безумная надежда. Много лет назад, вспомнилось ему, он прочитал роман своей тетушки, озаглавленный «Клятва Руперта», и в этом романе…

— Я помолвлена с ним, — тихо сказала девушка.

— Уф-ф! — завопил Джеймс.

— Что? — растерянно спросила девушка.

— Небольшая судорога, — объяснил Джеймс. Его била радостная дрожь. Безумная надежда сбылась!

— Предсмертным желанием папочки было, чтобы мы поженились, — пролепетала девушка.

— Очень разумно с его стороны, очень-очень разумно, — сказал Джеймс с глубокой искренностью.

— И все же, — продолжала она с некоторой грустью, — иногда мне кажется…

— Не надо! — твердо заявил Джеймс. — Не надо! Вы должны уважать последнее предсмертное желание папочки, тут уж никуда не денешься. Значит, он приезжает завтра, так? Превосходно, превосходно. Ко второму завтраку, я полагаю? Превосходно. Сейчас сбегаю вниз, скажу миссис Как-Ее-Там, чтобы она поджарила дополнительную отбивную.

Наутро Джеймс прохаживался по саду, покуривая трубку, с легким радостным сердцем. Черная туча над его головой словно рассеялась. Все шло к лучшему в этом лучшем из всех возможных миров. Он завершил «Тайную девятку» и отправил рукопись мистеру Маккинону, и теперь, во время неторопливой прогулки, в его голове складывался потрясающий сюжет о человеке с одной половиной лица, обитающем в тайной берлоге, который поверг Лондон в панику множеством убийств, леденящих кровь. Кровь же они леденили потому, что у каждой найденной жертвы в наличии имелась только одна половина лица. Вторая была оттяпана предположительно каким-то тупым орудием.

Сюжет складывался великолепно, как вдруг его внимание отвлек пронзительный вопль. Из кустов, окаймлявших струившуюся за садом речку, выскочила румяная экономка.

— Ох, сэр! Ох, сэр! Ох, сэр!

— Что такое? — раздраженно перебил Джеймс.

— Ох, сэр! Ох, сэр! Ох, сэр!

— Ну да. Но что дальше?

— Собачка, сэр! Она в реке.

— Ну, так свистните ей, чтобы вылезла.

— Ох, сэр! Поторопитесь! Она утонет!

Джеймс последовал за своей проводницей через кусты, сбрасывая на ходу пиджак. Он твердил себе: «Я не стану спасать эту собаку. Эта собака мне не нравится. Ей давно пора выкупаться, и в любом случае будет проще остаться на берегу и выудить ее граблями. Только осел из романа Лейлы Дж. Розоуэй станет нырять в чертову речку, чтобы спасти…»

И он нырнул на полуслове. Тото, испугавшись громкого всплеска, быстро поплыл к берегу, но уплыть от Джеймса ему не удалось. Крепко схватив его за шкирку, Джеймс взбежал по откосу и зарысил к дому. Экономка рысила за ним.

Девушка сидела на крыльце. Над ней склонился высокий мужчина с военной выправкой, проницательными глазами и сединой в волосах. Экономка пришла к финишу первой.

— Ох, мисс! Тото! В речке! Он его спас! Бросился в воду и спас его!

Девушка судорожно вздохнула.

— Беззаветное мужество, будь я! Прах меня побери! Да, беззаветное, чтоб мне! — воскликнул мужчина с военной выправкой.

Девушка как будто очнулась от грез.

— Дядя Генри, это мистер Родмен. Мистер Родмен, мой опекун полковник Картерет.

— Горжусь знакомством с вами, сэр! — сказал полковник и погладил щеточку усов, а его прямодушные голубые глаза заблестели. — Ни о чем более доблестном мне слышать не доводилось, прах меня побери!

— Вы отважны… отважны… — прошептала девушка.

— Я промок насквозь… промок насквозь, — сказал Джеймс и поднялся наверх переодеться.