Казаки на персидском фронте (1915–1918) - Алексей Емельянов Страница 9

У шаха был приближенный, церемониймейстер Эхтесаболь-Мольк. Лицо очень важное и влиятельное. По мотивам личного характера Шах уволил вельможу, но обиженный слишком много знал, и скоро в дипломатических кругах Тегерана заговорили, что шах и правительство заключили тайный союз с Германией, Австро-Венгрией и Турцией. Эхтесаболь-Мольк – это знали все, – пользовался большим доверием шаха и благосклонностью посланников этих трех держав. Его утверждениям придали веру. Знали, что некоторые приближенные шаха еще летом получили от германского посланника взятки, сопоставили эти факты, сдобрили сплетнями и, зашифровав телеграммы, отправили в Петербург и Лондон. Сэр Эдуард Грей пригласил к себе персидского посланника и корректно заявил ему, что если эти сведения о тайном союзе верны, то Англия оставляет за собой в отношении Персии полную свободу действий. Сазонов рассвирепел, но так как дипломатам сердиться не полагается, то министр иностранных дел решительно сказал персидскому посланнику в Петербурге, что союз Персии с врагами России и Англии упраздняет англо-русское соглашение восемнадцатого августа тысяча девятьсот седьмого года, гарантирующее независимость и целостность Персии, и что по окончании войны Персия подвергнется разделу между Англией и Россией…

Заявления эти произвели в Тегеране очень сильное впечатление, и персидское правительство негласно пыталось опровергнуть слух о тайном союзе.

* * *

В правящих кругах Тегерана нервничали. Государственные и политические деятели Персии метались между двух огней. Обе группы держав давали деньги, выгодные обещания, угрожали. На шаха, правительство политические и общественные круги столицы жали со всех сторон. Нужно было выбирать: или со странами согласия, или союза. Выступление Болгарии подлило масла в огонь. Уже горела Европа, пожар начался на Балканах и его зарево освещало персидско-месопотамские границы. За «дружественный нейтралитет» заплатили хорошо, а за «активное содействие» предлагали еще больше. Призывы к священной войне и выступления жандармов были лишь предвестниками надвигающейся грозы. Создавшаяся обстановка уже не удовлетворяла ни Россию с Англией, ни Германию с Турцией. Обе группы держав через своих дипломатов ставили вопрос ребром: да с кем же, наконец, Персия?

Народ не хотел войны. Персия ни с кем. Персия хочет мирно жить и трудиться. Это – правители, двор, часть народных представителей в меджилисе, муштегиды, вожди племен, начальники жандармерии, печать – хотели войны; все те, кто получал взятки, субсидии, на «расходы», на «организации», на «разъезды» от кого бы то ни было, – все равно, от одной группы держав или от другой. Англичане и русские чаще обещали, чем давали; немцы же платили щедрой рукой; Саррафы[23] базаров увеличили валютные операции на золотые турецкие лиры, а злые языки утверждали, что лиры эти отчеканены на монетном дворе в Берлине…

– Где же действующие силы? Откуда их взять?

Для России вопрос разрешался просто. Усилить Казвинский отряд войсками с Кавказского фронта и использовать персидскую казачью бригаду, созданную на русские деньги. Для немцев сложнее. Свой солдат нужен на европейских фронтах; его доставка в Персию просто невозможна. Далеко. В Персии же своего «материала» достаточно. Жандармы уже приготовлены; оставалось привлечь на свою сторону меджегодов, бахтиаров, луров, джеигелийцев и десятки других племен, промышляющих войной и разбоем. Нужно сделать все, чтобы привлечь на свою сторону хотя бы часть персидской казачьей бригады. Кабинет Мустафиоль-Мамалека вел игру на два фронта. Он провозгласил «дружественный нейтралитет» в отношении России и Англии, вел переговоры о заключении союза с этими державами, а в то же время допускал и помогал организации враждебных сил. Нужно было выиграть время – дать возможность немцам организовать эти силы, а туркам успеть перебросить на персидскую территорию регулярные войска из Месопотамии. Как раз в это время английские войска отошли от Багдада и у турок были свободные силы.

Был задуман хитрый план. Агитацию и пропаганду против христиан, призывы к священной войне, эксцессы правительство объясняло как народное движение мусульман в защиту единоверцев турок. Нападения, убийства русских и английских граждан, грабежи, выдворение консульств, стычки жандармов с персидскими казаками – правительство объявило мятежом персидских подданных против шаха и поставленных им властей. Персидская жандармерия, во главе которой стоят германские, шведские и турецкие офицеры, якобы восстала против своего законного правительства. Отряды муштехидов – якобы против власти шаха. Мятежники якобы не слушают правительства. Кабинет Мустафиоль-Мамалека шел еще дальше. Он посылал отряды «казаков» на борьбу с мятежниками, но эти отряды или разбегались, или садились в «бест». Правительство делало вид, что жандармы и муштехиды восстали против него. Оно делало вид, что борется с этим движением, при его участии созданном.

Что же получалось?

Когда правительство посылало свои войска против «мятежников», во главе которых стояли германские и турецкие офицеры, признававшие над собой одну власть в Персии, власть своих послов, выходило, что оно ведет войну с германцами и турками. Когда принц Рейс посылал созданные им отряды «мятежников» на борьбу с правительственными войсками, выходило, что он ведет войну с правительством шаха. Германия воевала с Персией. Турция воевала с Персией. Посланники же этих держав жили в Тегеране и находились в самых дружелюбных отношениях с персидскими властями. Выходило: Персия, не объявляя ни нам, ни Англии войны, уже вела эту войну и против нас и против Англии. Положение становилось невыносимым. Нужен был разряд.

Русский отряд в Казвине получил приказание продвинуться к Тегерану, но самый город не занимать. Выступление должно было носить характер демонстрации. Тегеран кипел. Кто пустил слух – неизвестно. В городе упорно стали говорить, что из Тифлиса отдан приказ о наступлении на Тегеран, что русские займут столицу, что в Персию посылают из России целый корпус.

Главными центрами турецко-германской агитации и деятельности, кроме столицы, были Кум, Султан-Абад и Хамадан. Города эти находятся друг от друга очень далеко и, в случае удачи восстания или объявления войны, пожар, поднятый одновременно в четырех местах, охватил бы огромный район и зажег бы все государство. Главным штабом подготовляющихся военных действий против России и Англии был священный город Кум. Здесь великие святыни шиитов. Здесь – гробница непорочной Фатимы Массумы, сестры Имама Резы – место паломничества правоверных всей Персии. Здесь – фанатическое население. Взоры семнадцати миллионов шиитов были прикованы к Куму.

Выступление русского отряда из Казвина вызвало в Тегеране панику. Как только войска вошли в Энги-Имам, из столицы началось бегство. Куда? В Кум. С этим городом связывалось много надежд, да и дорога к тому же прямая, а путь на Казвин отрезан. Первыми бежали депутаты меджилиса[24], сторонники германо-турок. Их было тридцать, и почти все были из «демократической партии».

В Куме был образован «Комитет Национальной защиты Ислама». Комитет занимался агитацией, собирал деньги, вербовал добровольцев и организовывал отряды против русских и англичан. Бегство депутатов из Тегерана фактически упразднило меджилис, так как в Тегеране осталось всего тридцать пять человек членов парламента. Кворума не было. Цензовый меджилис, построенный по уродливой и недемократической избирательной системе, играл и так ничтожную роль в стране, а тут совсем закрылся. Напрасно председатель его, почтенный Мотаменоль-Мольк, беспокоится и шлет телеграммы в Кум.