История любви в истории Франции. Том 6. Любовь "по-санкюлотски" - Ги Бретон Страница 9

Любимую дочь сатаны.

Песенка о Мальбруке известна с 1781 года. Ее впервые спела при дворе кормилица, госпожа Пуатрин (по-французски — г-жа Рудь).

Австрийскую квочку, испортив ей ночку,

К родне отвезет батальон.

А коль не захочет — нож повар наточит

И сварит отличный бульон.

* * *

Дав таким образом выход своему гневу, Филипп собрал чемоданы, сел в коляску вместе с Мари-Аделаидой и уехал в свою новую резиденцию.

Путешествие вышло мрачным. Трясясь в коляске, насквозь продуваемой ноябрьским ветром, изгнанник с грустью думал об оставленных им в Париже двух женщинах.

С тех пор как госпожа де Жанлис, слишком занятая воспитанием детей, лишь иногда отвечала на его страсть, герцог Орлеанский нашел ей двух заместительниц.

Да, ему понадобились в постели две женщины, чтобы заменить пылкую графиню. Этими дамами были госпожа де Бюффон и одна англичанка, госпожа Эллиот.

Первая, урожденная Франсуаза-Маргарита Бувье де Сепуа, которую все называли Аньес, вышла замуж за графа Луи де Бюффона, сына известного естествоиспытателя. Он был так глуп, что Ривароль называл его «худшей главой естественной истории его отца». Очень скоро Аньес покинула этого болвана, чтобы отдаться удовольствиям в объятиях многих благородных господ, добивавшихся ее ласк.

Герцог Орлеанский поселил ее в маленьком доме на улице Бле и навещал там каждый вечер, отдыхая от политики…

Второй, Грейс-Дерлаймпл Эллиот, было двадцать лет, как и Аньес. Эта элегантная остроумная блондинка обладала пылким темпераментом, очень подходившим герцогу. Она часто приезжала в Монсо, чтобы попросить герцога утолить ее внутренний жар. Он оказывал ей эту любезность на канапе, радуясь возможности продемонстрировать этой прекрасной островитянке, что он не более воздержан, чем она…

Однако предпочитал он все же госпожу де Бюффон. Герцог, влюбленный, как школяр, писал ей нежные записки и осыпал подарками.

«Вы нежны и слабы, как росинка, — писал он, — я храню в ящике стола, за которым работаю, прядь ваших белокурых волос. Вашему очарованию нет равных…»

Очарование молодой женщины было так велико, что дна покорила даже Мари-Аделаиду. Совершенно счастливая видеть мужа в постели такой достойной особы, герцогиня на коленях возблагодарила Бога. Однажды она написала Филиппу следующее замечательное письмо:

«Признаюсь вам, что была в отчаянии от вашей связи с этой женщиной. Я уже привыкла к вашим фантазиям и безумно боялась, что эта связь лишит меня вашей привязанности. Но поведение госпожи де Бюффон заставило меня отказаться от предвзятого мнения о ней, которое внушили мне посторонние. Я увидела в ней такую искреннюю привязанность к вам, такое бескорыстие, такое доброе отношение ко мне, что я не могу не интересоваться ею. Та, что так любит вас, имеет право и на мою дружбу…»

Очаровательная женщина!

* * *

В Вилле-Котрэ Филипп так скучал без госпожи де Бюффон, что послал к ней барона де Безенваля.

— Скажите ей, пусть найдет любой способ приехать ко мне!

Через несколько дней, несмотря на формальный запрет приближаться к изгнаннику, Аньес покинула Париж и отправилась в Нантей, где Филипп назначил ей свидание. Любовники были так счастливы, что забыли малейший стыд, и, не стыдясь ни слуг, ни окружающих, «жадно ласкали друг друга, дав волю рукам». После этого немедленно удалились в комнату и улеглись на огромную кровать. Радость от встречи была, должно быть, невероятна, потому что, по словам одного из лакеев, «до вечера крики наслаждения разносились по всему дому».

Пять месяцев подряд госпожа де Бюффон приносила, таким образом, в дар герцогу свое прекрасное свежее тело, чтобы утешить его в изгнании.

Устав от ласк, любовники садились перед огнем и говорили о текущих событиях. Госпожа де Бюффон, желавшая возлюбленному величия, побуждала его к действиям. Гораздо более честолюбивая, чем госпожа де Жанлис, она хотела, чтобы Филипп прогнал с трона Людовика XVI и занял его место. Как наивная мидинетка [17], она уже видела себя в Версале… Однажды вечером она сказала ему:

— Марию-Антуанетту ненавидят, король непопулярен. Франции нужен другой человек. Вы должны занять место, предназначенное вам судьбой. Одно ваше движение — и весь Париж встанет на вашу сторону. Вы помните, как приветствовали вас 19 ноября, когда вы воспротивились королю? Править Францией должны вы…

Филипп покачал головой.

— Может быть, вы и правы. Увы! Вы видите мое положение. Королеву ненавидят, короля терпеть не могут, но власть по-прежнему в их руках. Стоило мне сказать слово, и вот я уже в немилости и изгнан…

Отчаяние Филиппа испугало госпожу де Бюффон.

— Нужно бороться, — сказала она. — Чтобы изгнать Бурбонов, необходимо поднять народ, он всем сердцем с Орлеанами. Дайте толпе деньги, и вы напугаете двор. Поговаривают о созыве Генеральных штатов. Воспользуйтесь этим, чтобы показать свое влияние [18].

Филипп пообещал ей это. Он тоже мечтал о коронации в соборе Парижской богоматери, жаждал унижения Марии-Антуанетты…

Этот разговор, о котором упоминают многие историки и мемуаристы, ясно показывает, какую роль играла Аньес в жизни Филиппа Орлеанского. Некоторые считали белокурую графиню маленькой незначительной женщиной, совершенно лишенной амбиций. Однако это не так. Сам герцог высказался на этот счет очень определенно в письме, написанном накануне революции.

«Я требую, — пишет он, — чтобы вы не показывали это письмо Аньес. Она будет презирать меня, если увидит эти жалобы. Эта женщина сущий дьявол. Она все время подталкивает меня к действиям, послушать ее, так я уже давно должен был бы стать королем. Когда эти слабые создания вбивают себе что-то в голову, они становятся в сотни раз честолюбивее мужчин. Их неугомонный инстинкт не подчиняется разуму, их пылкое воображение не знает преград. Все склоняется перед ними, их честолюбие жаждет королевства. Им нравится, когда их желания исполняются. Желать, по их мнению, значит действовать; действовать значит побеждать. Посредники, место, время, пространство — все это ничего для них не значит. Покойный король Пруссии был воистину счастливым человеком — он мог обходиться без них» [19]

* * *

В апреле 1788 года, после пяти месяцев изгнания, Филиппу Орлеанскому разрешили вернуться в Париж. Оказавшись в Пале-Рояле, он начал окружать себя верными людьми и взял «секретарем по особым поручениям» одного из самых опасных людей той эпох» Пьера Шодерло де Лакло, тоже франкмасона и автора «Опасных связей», вызвавших за шесть лет до описываемых событий большой скандал.