Перикл - Анатолий Домбровский Страница 88

Он сел, облокотясь, за стол, уронил голову на ладони и сказал, не глядя на Аспасию:

— Я ничего не добился. Ничего. Я сам создал эту систему, которую не могут прошибить ни деньги, ни власть. И все мои заслуги ничего не стоят перед законом. Я не знаю, какая фила будет судить тебя и кого из фесмофетов назначат эпистатом на суде. Гермипп не возьмёт свою жалобу обратно. Он речист и нагл. Меня допустят в качестве твоего свидетеля, да ещё Фидия и, может быть, Сократа. На суд тебя поведут скифы и будут всё время при тебе до завершения суда. Суд состоится в назначенное время на холме Ареса, поскольку зал суда не сможет вместить всех желающих поглазеть на тебя и меня... Теперь обсудим, как мы будем вести себя на суде. И всё остальное — если тебя приговорят к изгнанию, если к смертной казни — говорят, будто Гермипп хочет, чтобы тебя побили камнями, — Перикл не сказал «как шлюху и неверную жену», но Аспасия мысленно сама произнесла эти слова, — или к выплате большого штрафа... А если оправдают, — Перикл поднял голову и натянуто улыбнулся, — мы устроим вселенский пир. Тебя оправдают, — быстро заговорил он, словно боялся не успеть, — тебя обязательно оправдают, никто не поверит Гермиппу, этому жалкому стихоплёту. — И вдруг снова уронил голову на руки и заплакал, сдерживая рыдания и задыхаясь.

— Перестань! — приказала Аспасия и уже тише, погладив мужа по голове, заговорила: — Не плачь, не надо. То, что происходит, — это неизбежная борьба. Мы всё время выигрывали в этой борьбе. Но беда, если один раз проиграем. Но я уверена — не проиграем. У нас хватит сил, чтобы и на этот раз победить. Неужели правда против лжи бессильна в нашем прекрасном государстве? Тогда это не то государство, ради которого мы боремся...

— Сократ сказал мне: «Ползай в пыли на коленях перед судьями и рыдай — только так ты спасёшь Аспасию».

— Никогда! — откачнулась и выпрямилась Аспасия. — Нет, нет, никогда! Что за глупость тебе сказал Сократ! Я накажу его. Как у него только язык повернулся: ползай в пыли и рыдай... Чтобы такое да сделал Перикл?! Так унизиться? Никогда, Перикл, никогда! Я отдала тебе жизнь, и я приму смерть ради твоей гордой славы. Ты велик, ты мудр, ты создал великое эллинское государство... Ты уйдёшь из жизни с этой славой, ни разу не споткнувшись. А чтоб в пыли и рыданиях предстать перед неблагодарной толпой — не смей! Или я покончу с собой. До суда. Нет Аспасии, нет суда, нет позора. Я говорю это серьёзно.

— Но другого способа спасти тебя нет, — сказал Перикл, опустив голову ещё ниже, так что кисти рук его оказались на затылке, большие кисти сильного мужчины, привыкшего держать в руках оружие.

— И не надо, — ответила Аспасия.

Утро начиналось плохо — с мороси, с тумана, и ветер был холодный, с северных гор. Перикл всю ночь не спал, Аспасия слышала, как он бродил по дому, она же спала и не спала, поднялась задолго до рассвета, разбудила служанок, приказала готовить горячий сытный завтрак — не брать же было с собой на Ареопаг узелок с едой, хотя многие так и поступят: суд будет длиться с утра до вечера. Сама возилась на кухне, поджаривая лепёшки с сыром и вталкивая в солёные оливки ореховые ядрышки — такие оливки любил есть Перикл, запивая их козьим молоком.

Из дома Перикл и Аспасия вышли вместе. У ворот их уже поджидали два вооружённых скифа, которые должны были сопровождать Аспасию до места суда, до Ареопага. Здесь же их ждали друзья — Гиппократ, Геродот, Сократ, Фидий, Лисикл и Полигнот.

И скифы, и друзья выступили из тумана, как только супруги вышли за ворота, хлопнув калиткой. Их сопровождали двое слуг — они несли с собой раскладные стулья, подстилки под ноги и тёплые плащи для хозяев на тот случай, если задождит, и кувшины с питьём: для Перикла вино, для Аспасии — сладкую медовую воду. Слуги сопровождали и друзей Перикла и Аспасии. Кроме дифров, одежды и питья, они прихватили и съестное: орехи, лепёшки, жареные каштаны, оливки. Слуги Полигнота взяли из дому даже медный котелок с кашей, намереваясь, очевидно, разогреть эту кашу на костре где-нибудь на холме Ареса. Из всех пришедших не было слуг только у Сократа, потому что их у него не было. Сократ сам нёс свёрток с ячменными лепёшками, которые испекла ему накануне Мирто.

— Вот славно, — сказал Сократ, указывая на скифов. — Они нас охраняют, никто на нас не нападёт.

Было ещё рано, время третьих петухов, рассвет едва пробивался сквозь густой туман.

— Хорошая погода! — пробасил, выныривая из тумана, Продик. — Туман и дождь в начале дня — к удаче.

Едва они вышли из переулка на улицу, которая вела к Агоре и к Акрополю, как их догнал Алкивиад, от которого, как все заметили, сильно пахло вином и благовониями, из чего нетрудно было заключить, что он только что покинул пир. Алкивиад крепко обнял и расцеловал свою тётку — он, должно быть, ещё плохо соображал, что перед ним его родственница, а не просто прелестная женщина.

— Хватит, — сделал ему замечание Перикл и обратился к Сократу: — Ты бы, Сократ, взял его себе в ученики: Алкивиад мало что знает из наук, разве что науку владения оружием. Нынешние молодые люди тем только и занимаются, что упражняются в палестрах, а по ночам устраивают попойки. — Перикл сделал паузу, поняв, что говорит с излишним раздражением, что было неуместно, и добавил, обращаясь по-прежнему к Сократу: — Обещай также, что будешь ему наставником, когда меня не станет. Словом, будь его учителем. Я стану тебе платить за это. — Сказав это, Перикл выполнил просьбу Аспасии: минувшим вечером, когда разговор о предстоящем суде был исчерпан, она сказала Периклу, что хотела бы сделать что-нибудь приятное для друзей перед возможным расставанием. «Сократ так беден, что уже целый год носит один и тот же плащ. Хорошо бы назначить ему какое-нибудь достойное содержание. Фидию надо бы для отдыха устроить длительное путешествие — он так много трудится, что может заболеть. Так утверждает Гиппократ. Самому же Гиппократу нужен хороший дом — он ютится у бедных друзей. Софокла надо избавить от службы в казначействе, которой он отдаёт слишком много времени и терпит из-за неё всякие обидные нарекания. Боюсь, как бы и его не привлекли к суду по какому-нибудь обвинению. А между тем он великий поэт. Творцам нужен обеспеченный досуг для творчества. Следует позаботиться об этом. Обещай, Перикл».

Перикл обещал. Аспасия попросила также, чтобы для Полигнота привезли откуда только можно хорошее дерево, которое было бы вечным, и хорошие стойкие краски. «Его картины должны увидеть наши самые далёкие потомки», — сказала Аспасия. Для Геродота она попросила найти побольше переписчиков, чтобы его сочинения могли читать по всей Элладе. Не забыла она и архитекторов, сказав, что их имена должны быть увековечены на гранитных досках, прикреплённых к тем сооружениям, которые ими созданы, — к Парфенону, Эрехтейону, Пропилеям, Одеону, Телестериону в Элевсине, храму Аполлона в Бассах и к другим храмам, возведённым ими на священной земле Эллады. Она пожелала также, чтобы Феодота, которая приютила её в Афинах, была похоронена в Керамике рядом с могилами почётных граждан. «Феодота подарила афинянам столько истинных наслаждений и веселья, что заслуживает долгой и доброй памяти о ней», — сказала Аспасия.