Бельский - Геннадий Ананьев Страница 85

Еще один удар набата — еще один залп; еще один удар — еще залп. А в подмогу пушкам китай-городов бьют тяжелые со стен монастырских, и ядра их, перелетая первые ряды, падают в середину атакующих, создавая и там завалы коней и всадников.

— Что ж, пора, видно, за мечи? — вроде бы сам у себя вопрошает князь Мстиславский и сам же отвечает: — Да, в самый раз. Пока не пришли в себя крымцы.

Сигнал музыкантам, и взвизгнули игриво сопелки, весело подхватили их мелкие барабаны рассыпной дробью, необычно бодро зазвучали волынки, хоть в пляс пускайся.

И ведь верно: на смертельный пляс зовет музыка.

В один миг отворены ворота китай-города главного стана, и пошла русская конная рать лихо врубаться в смешавшиеся ряды ворога. Следом пешцы твердой поступью шагают на смертный бой.

Примеру Большого полка тут же последовали и другие полки. Сеча началась сразу перед каждым китай-городом.

Богдан поднялся на наблюдательную вышку, оглядеть поле боя. Не сплошная сеча, а разорванная на части. Напротив каждого китай-города свой обособленный бой. Но везде, похоже, преимущество русских ратников — татары не из трусливых, к тому же, ловко владеют своими кривыми саблями. Сеча, похоже, перерастает в тягучую и не остановится до самой до темноты.

«Повторить то, что я сделал под Молодью? — подумал оружничий, глядя на развевающийся ханский стяг у шатра в самом центре Поклонной горы. — Захватить знамя — половина победы!»

Он даже мысленно проскакал по самому удобному, как ему виделось, пути: в обход Новодевичьего монастыря к Щукинской пойме, оттуда и налететь нежданно-негаданно.

Вполне исполнимо, если Годунов согласится отдать под его руку свой резерв.

Бельский даже хотел было спуститься с вышки и поспешить в Даниловский монастырь, но что-то остановило его, и он стал прикидывать, нужна ли подобная затея?

Исход удара с тыла не обязательно будет успешным. Тогда, под Молодью, он поспешил помочь дружине князя Воротынского, и за неудачу не мог отвечать головой, теперь же он сам поведет ратников. Верно, отборных храбрецов, но и ханская гвардия не менее храбра и ловка. Тогда, под Молодью, он видел, как бились гвардейцы, оберегая своего хана, и если бы Девлет-Гирей сам не струсил, еще не ясно, чем бы закончился тот дерзкий налет. Пришлось бы, вполне возможно, принять геройскую смерть.

А сейчас ему, Бельскому, только того и не хватало, чтобы сложить свою буйну головушку. Его жизнь теперь не принадлежит ему одному, но в первую очередь царевичу Дмитрию. Взявшись за великое дело, поистине державное, можно ли, нужно ли рисковать необдуманно, только лишь геройства ради. Да и что даст его подвиг, если даже окончится он удачей? Борис победу над крымцами преподнесет царю Федору Ивановичу как свою заслугу, и вся слава достанется тому, кто сохранял свою драгоценную жизнь за каменными стенами монастыря. Так нужно ли ради чужой славы рисковать своей головой? Глупо. Очень глупо. Тем более, что татары, если даже одолеют вот в этой сече, дальше Москвы не двинутся, побоясь подхода новых русских полков. А Москва — не держава. Ее заново отстроят, укрепив более надежными стенами, ее населят, и через год-другой жизнь в ней пойдет прежней чередой. Что же касается царевича Дмитрия, тут все куда как серьезней и значимей.

«Овчинка не стоит выделки».

И еще одна угодливая подсказка в оправдание малодушия: Годунов не даст ему ратников. Даже половины не даст. Не станет он своими руками открывать ему дверь к славе, но, главное, не даст потому, что никакой не резерв в Даниловском монастыре, а его личная охрана. Наподобие ханской гвардии, что на Поклонной горе.

Час от часу сеча все более распадалась на отдельные рваные куски, и стало заметно как и русские, и татары заметно устали, рубились вяло, но ни одна сторона fie собиралась отступать. Тут бы ввести в бой свежие силы, чтобы переломить ход сражения, но ни хан не решался отпустить от себя свою гвардию, ни Годунов свою. А специального резерва у Мстиславского не было, да и откуда ему было его взять: наскребли по сусекам все, что могли.

Но вот, когда уже завечерело, отворились ворота Белого города, и несколько тысяч москвичей-добровольцев, получившие доспехи в царской Оружейной палате, вступили в сражение. Сразу же наметился перелом, хотя татары и не запаниковали, но духом они упали основательно, русские же мечебитцы взбодрились. Напор их стал более дерзким — крымские тумены редели более, чем русские полки, к тому же татары во множестве оказывались плененными. И не простые бойцы, а знатные мурзы, сотники и даже тысячники. Едва не захватили царевича Бахты-Гирея, тяжелораненного, но телохранители, окружив плотным кольцом, вынесли его с поля боя. Однако, слух о ранении царевича стал быстро распространяться среди крымцев, и они вовсе упали духом. Вот-вот должен был наступить перелом, но солнце уже закатывалось, и татары рубились из последних сил, уповая на неумолимо приближающуюся ночь.

Она действительно спасла крымцев от разгрома, враги отошли к своим станам организованно, но уныло. Они привыкли к стремительным победам, к обогащению, которое следовало за победой, а тут такая тягучесть. Так хитро русские понаставили китай-городов, а в них установили множество пушек — случись перевес на стороне атакующих, обороняющиеся укроются за высокие, из толстых досок стены и станут встречать пушками и рушницами, и полезешь на смерть, если прикажут начальники. Не подчинишься — все равно смерть. Со сломанным хребтом.

Военачальники мучались непонятным им вопросом: откуда царь Федор набрал столько полков и изрядно пушек? Они жестоко пытали специально захваченных в плен как языков детей боярских, чтобы узнать, не псковско-новгородская ли рать успела подойти к Москве, но те, корчась от боли и с трудом сдерживая истошный крик, твердили одно и то же:

— Мы ждем подхода полков из Пскова и Новгорода. С рассветом должны подойти. Крайний срок — завтра. Отсидимся за китаями, отбиваясь от штурма. Зелья, ядер и дроба у нас в достатке.

В полночь Казы-Гирей собрал темников.

— Мы не верим, что говорят под пытками пленные гяуры [30]. Они врут. Князь Федор успел привести полки из Ливонии. Король шведский обманул, пообещав к лету осадить русские города, но не сделал этого. Еще мы думаем, князь Федор пустил в сечу не все свои силы. Держит несколько полков в Кремле. Завтра он может бросить их в бой и решить сражение в свою пользу. Нужно ли нам дожидаться этого? Мы соберемся с новой силой и придем сюда более неожиданно.

— Лучше уйти за Оку, — ответил за всех лашкаркаши. — Наши славные нукеры потеряли веру в победу…

— А ты, не умеющий водить тумены, молчи! Мы предлагали разведать китай-города, названные тобой огородами, малыми силами, а ты, презренный, что нам ответил?! Огороды для обмана!

— Но, мой хан, да продлит Аллах годы твоего царствования, они казались пустыми, — попытался оправдаться предводительствующий всем крымским войском, согнувшись в рабском поклоне. — Не мог, как сообщали лазутчики, князь Федор, данник твой, собрать так много войска.