Повседневная жизнь московских государей в XVII веке - Людмила Черная Страница 81

В «Орле Российском» он также позволил себе «измерить мощность» двух российских светил, заявив, что их совместный свет в семь раз превосходит свет бога солнца Феба-Аполлона. На иллюстрации царственное солнце испускало 48 лучей, каждый из которых обозначал одну из человеческих добродетелей (богопослушание, бодрость, благорассудие, доблесть, незлобие, правосудство, нищелюбство, щедрование и т. д.). В солнечном диске был нарисован двуглавый орел с мечом и скипетром, на груди которого располагалось изображение всадника, копьем поражающего змия. Просветительский пафос Симеона не мог обойтись без античных богов и героев, поэтому под этим изображением Аполлон и музы «стиховещали», растолковывая его смысл — «что орел в солнце хощет знаменати». Муза Полиимния (Полигимния), к примеру, разъясняла, что скипетр в лапе орла означает благодать, а меч в другой лапе — укрепление державы. Из уст Аполлона исходило льстивое утверждение, что ни Гомер, ни Вергилий, Демосфен или Аристотель «не способны воспеть славу нового солнца» — царевича Алексея; это под силу только Орфею «з струнами своими»! Среди раскрашенных картинок «Орла Российского» особо выделяется символическое изображение знаков зодиака, вписанных в круг.

Успех сего панегирика у венценосного читателя был несомненен. Конечно, царю не могли не понравиться и сама идея, и ее воплощение в книге и стихотворном поздравлении.

Среди «приветственных книжиц» Симеона Полоцкого интересна также упоминавшаяся выше «Гусль доброгласная», врученная 18 июня 1676 года в день венчания на царство четырнадцатилетнего Федора Алексеевича. Книга содержит пространное заглавие, пять эпиграфов из Библии, прозаическое обращение автора к «боговенчанному» царю с пожеланием стать «вторым Константином», «вторым Владимиром» для Церкви и государства, быть сильным, как Александр Македонский, добрым, как римский император Тит, кротким, как Давид, мудрым, как Соломон. Затем шли стихи в форме креста и 20 пожеланий от лица патриарха, матери и остальных членов семейства государя, бояр и других чинов и, наконец, «всех православных христиан» с утверждением, ставшим уже общим местом: «Ты — православных солнце». В книгу были включены также 24 приветствия, лабиринт с пожеланием «царству многа лета» и окончание («колофон»).

«Подносной» экземпляр, к сожалению, не сохранился, поэтому мы не знаем, были ли приложены к нему особые стихи под названием «Желание творца», вошедшие в сборник произведений Симеона Полоцкого, подготовленный к печати уже его учеником Сильвестром Медведевым, и содержащие просьбу о создании при дворе новой типографии, чтобы распространять мудрость среди подданных и умножать славу России «скоротечным типом чрез книги сущим многовечным». Наверняка Симеон неоднократно говорил об этом лично монарху. Он жаждал увидеть книги, созданные для царского семейства, и многие другие свои произведения изданными типографским способом.

Придворного поэта и наследника престола, а потом и молодого государя связывала духовная близость, основанная на общей любви к искусству поэзии, которому первый учил второго. Именно Федор Алексеевич сделал стихотворное переложение 132-го и 145-го псалмов, вошедших в 1680 году в «Псалтырь рифмотворную» Полоцкого. Несомненно также, что стихи Симеона Полоцкого о месте царей в истории, их ответственности перед народом, о мудрых советниках, к которым следует прислушиваться, изложенные в «Орле Российском», «Гусли доброгласной», «Вертограде многоцветном» и других книгах, повлияли на формирование представления Федора о миссии государя, на его реформаторские планы, осуществлению которых помешала его ранняя смерть.

Федор Алексеевич внял увещеваниям наставника — по его приказу была создана первая придворная (независимая от Церкви) Верхняя типография, ставшая поздним и любимым детищем Симеона. В феврале 1679 года были изготовлены четыре печатных стана, в марте они были отправлены в «Верх» — Кремлевский дворец, а в декабре того же года была отпечатана первая книга — «Букварь языка славенска», куда впервые были включены молебен перед началом учения («Чин благословения отроков во училище учитися священным писаниям идущим») и «Стословец» константинопольского патриарха. В следующем году вышли три крупных издания: в январе — «Тестамент, или Завет Василия царя греческого к сыну его Льву философу», в апреле — «Псалтырь рифмотворная» Симеона Полоцкого; в сентябре — «История о Варлааме пустынножителе и Иоасафе царе Индейстем». Все эти книги имели указание: «Повелением царя Федора Алексеевича и с благословения патриарха Иоакима». Однако последнее утверждение не соответствовало действительности — патриарх своего благословения на издание этих книг не давал; впоследствии на этом основании они были запрещены церковным собором как еретические.

«Тестамент» был составлен по рукописному тексту — своду моральных установлений и норм византийского общества IX столетия, существовавшему в севернорусских списках XV–XVI веков. Симеон Полоцкий написал к нему стихотворное «Увещание к читателю». «Псалтырь рифмотворная» — первое переложение псалмов на русский язык стихами — предварялась разъяснением поэта, что рифмованный вариант ни в коей мере не искажает смысла псалмов царя Давида, уже многие народы имеют подобные переложения, а посему и русскому народу негоже отставать. Эти разъяснения и «увещания» делались поэтом с целью обезопасить свое творение от нападок защитников старины, упрекавших его в многочисленных «новинах», повреждающих православную веру. «История о Варлааме и Иоасафе» также опиралась на давно известный текст, но была украшена первыми русскими гравюрами на меди (ранее они выполнялись только на дереве) — великолепными рисунками Симона Ушакова, гравированными Афанасием Трухменским.

Современники прочно связывали Верхнюю типографию с именами царя Федора и Симеона Полоцкого. В документах говорилось: «…ево великого государя книжное печатное верховое дело» или «…к нему великому государю в Верхнюю типографию»; а по свидетельству немецкого путешественника Георга Адама Шлейссингера, находившегося в Москве в 1684–1686 годах, вся Москва говорила о печатне, которую устроил «какой-то поляк» (подразумевался, конечно же, выходец из Речи Посполитой Симеон Полоцкий).