Повседневная жизнь русского средневекового монастыря - Елена Романенко Страница 8

В истории русского монашества редки подвиги длительного отшельничества. Уединенная келья подвижника довольно скоро превращалась в скит, где жили сам преподобный и несколько его учеников, а потом и в общежительный монастырь. Выжить не только в одиночку, но и общиной, в суровых условиях Русского Севера было чрезвычайно сложно. Поэтому каждый монастырь создавал свою собственную систему выживания. Но как бы ни была отлажена эта система, любые чрезвычайные обстоятельства — погодные условия, голод, вторжения иноплеменников — могли поставить под удар существование обители. Особенно уязвимы были монастыри в первые два столетия своей истории. Впоследствии во многих из них, как правило, складывалось мощное вотчинное хозяйство (вотчиной обыкновенно называют земли и угодья монастыря, которые находятся в его полной собственности).

Устойчивость монастырской системы выживания зиждилась теперь не на собственном труде и изобретательности монахов, а на использовании чужого труда. Монастыри обрастали крупными денежными средствами, которые позволяли им нормально существовать даже в условиях неурожаев и голода. Эта относительно благополучная страница в истории монастырей интересует нас в меньшей степени. Гораздо интереснее, живее и разнообразнее была монастырская жизнь в эпоху первоначального существования обителей. Попробуем себе ее представить, перелистывая страницы житий и документы из монастырских архивов.

Шесть иноков: Александр, Иоаким, Исайя, Елисей, Александр и Иона поселились вместе с преподобным Антонием Сийским на полуострове Михайловского озера, в которое впадает река Сия. На много верст вокруг стеной стоял лес, простирались непроходимые болота и глубокие озера. Помощи ждать было практически не от кого. Не медля, иноки принялись за расчистку земли под постройки и огороды. Преподобный Антоний первым поставил себе маленькую келью для молитвенного уединения. Когда братия отдыхала после дневных трудов, он, не зная усталости, молился здесь. Через некоторое время кельи появились и у братии. Питались овощами с огородов и съедобными лесными растениями. Особенно тяжело было первые три года. Часто, проснувшись утром, монахи не знали, что будут есть днем. В монастыре не было не только муки, масла, соли или других продуктов, но и хлеба — «всему бо скудость бяше, чего не помяни, того не обретеся».

Однажды братия возроптала от голода и хотела разойтись. Преподобный умолял их остаться, уговаривал потерпеть. Выслушав игумена, иноки поклонились ему до земли и разошлись по своим кельям. Наутро, когда преподобный Антоний совершал свое молитвенное правило, пришел какой-то незнакомец и принес хлеб, муку и масло, а также деньги на монастырские нужды. Игумен повелел отнести хлеб в трапезную и перед едой сказал инокам: «Видите ли, братия, дивные чудеса Божии, как посещает это святое место и не оставляет терпящих всякую скорбь с благодарностью». Братия стояли молча, опустив от стыда головы. После этого случая ученики уже не смели роптать на своего настоятеля ни при каких трудностях.

Когда к подвижнику собиралась братия, ему необходимо было получить разрешение светских и духовных властей на создание новой обители. Кроме того, монастырь нуждался в защите от произвола и нападений. По прошествии зимы, которую преподобный Александр Ошевенский провел в одиночестве, он отправился в Новгород к архиепископу Ионе, чтобы получить его святительское благословение на устроение обители. Архиепископ с осторожностью встретил преподобного, долго расспрашивал его наедине, где он принял постриг, как подвизался и, наконец, удобно ли выбранное им место для создания обители. Ответы преподобного Александра понравились архиепископу. Он дал ему игуменскую грамоту, а также святой антиминс на освящение церкви. Поклонившись архиепископу Ионе, святой Александр отправился к новгородской боярыне Анастасии и ее сыну Юрию, которые владели землями по реке Чурьюге (левому притоку Онеги), где стояла келья Александра. Преподобный просил земли у боярыни, и она не отказала ему. Житие сообщает, что Анастасия даже хотела передать Александру во владение всю волость по реке Чурьюге. Но он не принял этот дар, так как в волости жили его родные. Если бы вся земля перешла во владение монастыря, то родные Александра стали бы «монастырскими слугами» и должны были арендовать свою землю у обители. Преподобный знал, что они оскорбятся и уйдут с этих мест, поэтому сказал Анастасии: «Дай мне земли на монастырское строение, а волостской владей сама». Боярыня дала Александру Ошевенскому четыре грамоты.

Согласно первой монастырю выделялись земля и лес для строительства церкви и самой обители. Это была земля «монастырская вековая», игумен не мог ее осваивать (то есть использовать под пашню), продавать, закладывать и т. д. По другой грамоте, Александр получал землю и лес, которые уже мог осваивать под пашню, звать «жильцов» (крестьян) и «сажать» их на этой земле, чтобы они ее обрабатывали. Эта земля освобождалась от всяких податей и повинностей, то есть, если говорить на языке документов того времени, была «белой» землей, вотчиной монастыря. По третьей грамоте монастырь получал пустые пожни по реке Чурьюге под покосы, они также переходили в полную собственность обители, и боярский ключник в них не вступался. На тех же условиях монастырь получил «деревеньку Лисициньскую».

Если монастырь стоял на государевой земле, то его основатель подавал челобитную царю. Так, преподобный Антоний Сийский поручил своим старцам Александру и Исайе ехать в Москву к великому князю Василию Иоанновичу, чтобы государь «пожаловал бы богомоление свое, повелел монастырь строити на пустынном месте на диком лесу и братию собирати и пашню пахати» (РГБ. Троиц. 694. Л. 29–29 об.). Государь, как правило, жаловал земли и угодья, что подтверждалось жалованной грамотой. Эти грамоты нередко были льготными грамотами, по которым монастыри и все, живущие на монастырской земле, освобождались от выплаты податей государству. Такие льготы обычно давались на 10–15 лет и очень редко — бессрочно. Вместе с жалованной грамотой обычно выдавалась и несудимая, которая освобождала монастырь от подсудности государственным властям. Право судить братию и монастырских людей, кроме уголовных дел — кражи, разбоя и убийства, получал теперь настоятель обители. Если одна грамота давала освобождение от податей и подсудности светским властям, то она называлась «тарханной» или тарханом. Такие грамоты выдавались редко. В XVI веке полным тарханом владел Троице-Сергиев монастырь, а с 1584 года их выдача была прекращена совсем (Смолич. С. 128, 141).