Сокровища короля - Элизабет Чедвик Страница 8

– Да, матушка. – Мириэл присела перед начальницей и, раскрасневшаяся, с сияющими глазами, покинула комнату – вприпрыжку, будто козочка, хотя послушницам в глазах Господа полагалось двигаться чинной плавной поступью.

Мать Хиллари покачала головой, уже не в первый раз ловя себя на богохульной мысли о том, что Мириэл следовало бы родиться кошкой, а не человеком.

Сестра Годифа была сиротой ив монастыре Святой Екатерины оказалась в возрасте десяти лет. В отличие от Мириэл она быстро усвоила обычаи и нравы обители, будто никогда и не знала другой жизни. Маленькая монашеская община стала ее семьей, и к тридцати пяти затворницам она относилась как к родным сестрам.

Помощница стареющей врачевательницы, сестры Маргарет, в настоящее время она лечила старшего пастуха, страдавшего от изъязвленной раны на ноге, которую следовало ежедневно смазывать снадобьем и перевязывать.

– Рана хорошо заживает, – поведала Мириэл сестра Годифа озабоченным голосом, когда они выехали на мулах за стены монастыря, – к концу недели нужда в перевязках отпадет, – В ее словах сквозило облегчение, ибо она ненавидела отлучки из обители.

Мириэл кивнула из вежливости, но на самом деле слушала старшую монахиню вполуха. Из-за тумана она почти ничего вокруг не видела, зато с наслаждением вдыхала вольный свежий воздух, будто ее долго держали взаперти в тесном душном сундуке, а потом неожиданно выпустили на свободу. Сейчас она радовалась бы даже буре. Из ее груди рвалась хвалебная песнь Господу, которую она так неохотно пела в темной монастырской часовне.

Сестра Годифа искоса глянула на нее.

– Мать настоятельница сказала, что ты будешь помогать в лазарете. – В ее голосе послышалось сомнение.

Мириэл украдкой поморщилась. Похоже, дурная слава, как всегда, бежит впереди нее.

– Мне случалось ходить за больными. Когда дедушка заболел, я за ним ухаживала.

Монахиня чуть успокоилась, но продолжала озабоченно хмуриться.

– Я не стану доставлять неприятностей, – добавила Мириэл.

– А тебе и некогда будет, – фыркнула Годифа. – Сестра Маргарет еле на ногах стоит, так что будешь потеть с утра до ночи.

– Работы я не боюсь, – гордо заявила девушка.

– Что ж, посмотрим. – Годифа поджала губы.

Путь они продолжали в молчании, каждый был занят своими мыслями. Туман прилипал к их одеждам, словно воздушная паутина; осенний бурый пейзаж навевал тоску. Летом болотистая пустошь искрилась на фоне неба, каждая былинка, веточка, листик. А теперь казалось, будто они находятся на краю земли. Трясясь на муле, Мириэл невольно ожидала, что перед ней вот-вот развернется бездна.

– Теперь уже близко, – сказала Годифа с облегчением в голосе.

Мириэл кивнула. Где-то впереди звенел колокольчик головной овцы в отаре, слышались тихое блеяние скотины и еще какой-то приглушенный звук, похожий на шум ветра в деревьях, только это вряд ли шумел ветер – слишком густой был туман.

– Море. – Годифа чуть склонила набок голову, прислушиваясь. – Идет прилив. – Она поежилась и плотнее укуталась в свою накидку.

Мириэл вытянула шею, пытаясь вдохнуть в себя неуловимый соленый запах океана. В ясный летний день ей удавалось узреть с монастырской колокольни стальной блеск водной шири, но на самом берегу она не была ни разу. Нужна была веская причина, чтобы ей позволили пойти туда, а желание увидеть море не считалась таковой.

– Тебе случалось плавать на корабле? – спросила девушка у своей спутницы.

Годифа взглянула на нее, как на сумасшедшую.

– Нет, и не хочу. Вокруг одна вода, а под ногами лишь кусок дерева, отделяющий от бездонной пучины. – Монахиня боязливо перекрестилась.

Мириэл улыбнулась, предаваясь далеким воспоминаниям.

– Мне было тринадцать лет, когда дедушка взял меня с собой на ярмарку в Антверпен. Мы плыли на бостонском, судне. Оно было ярко-красное, а весь его трюм набит нашим сукном. Когда море зыбилось, некоторых тошнило, а я восторгалась каждым мгновением. – Она провела языком по губам, будто слизывая воображаемые брызги, и вновь представила мерцание залитых солнцем стремительных сине-зеленых волн. Все ее существо наполнилось безудержным, пьянящим ликованием.

Должно быть, возбуждение отразилось на ее лице, ибо сестра Годифа неодобрительно цокнула языком.

– Не забивай себе голову мирскими мыслями, – урезонила она девушку. – Это неприлично. Ты теперь монахиня.

– Я еще не приняла постриг, – огрызнулась Мириэл. – И разве море – не творение Господа?

Годифа оторопела. В ту же минуту мул Мириэл вскинул голову и, испуганно всхрапнув, дернулся, толкнув другого мула. Тот заревел и лягнул его острыми копытами.

Мириэл выругалась, за что сестра Юфимия, будь она поблизости, непременно бы ее выпорола, и рывком направила своего мула в сторону, крепко обхватив животное бедрами, затем глянула на то, что напугало мула, и у нее екнуло сердце.

В бурой пожухлой траве лежал мужчина. Из одежды на нем были только разодранная рубашка и холщовые штаны-брэ, вероятно мокрые, судя по тому, как ткань облепила его тело. Сестра Годифа невольно вскрикнула, прикрывая ладонью рот.

Мириэл спешилась, кинула поводья монахине и опустилась на колени подле лежащего мужчины.

– Мертвый? – Голос Годифы дрожал от страха. Мириэл осторожно коснулась горла мужчины. Оно было холодное, влажное, но она ощутила под подушечками пальцев слабый пульс. Кожа на фоне темных слипшихся волос имела мертвенно-белый оттенок.

– Нет, жив еще, – ответила девушка. – Но скоро умрет, если так и будет лежать здесь. Он промерз до костей.

Годифа кусала губы.

– Что же нам делать? – слезливо запричитала она. Мириэл уже готова была вспылить и обозвать ее размазней, но вовремя напомнила себе, что монахиня живет в обители более двадцати лет. Хоть Годифа и привыкла врачевать недуги своих сестер и время от времени приходящих слуг, которых она лечила настоями или мазями, с умирающими молодыми мужчинами в полуобнаженном виде ей, вероятно, еще не доводилось иметь дела.

– Нельзя же бросить его на погибель, – раздраженно сказала девушка. – Возвращайся в монастырь за помощью.

– А ты останешься с ним одна? – жалобно проскулила Годифа.

– Я впервые на этой тропе, а ты знаешь дорогу, – рассердилась Мириэл. – Вряд ли он в состоянии меня изнасиловать. А если ты опасаешься за мое целомудрие, так знай: с тех пор как мне пришлось ухаживать за больным дедушкой, мужское тело перестало быть для меня тайной.

Годифа сдавленно охнула.

Мириэл сняла с себя плащ и укутала в него умирающего.

– Давай сюда и свой, – распорядилась она. – Надо его согреть.

Уступая настойчивости более властной Мириэл, Годифа послушно расстегнула свой плащ и передала его девушке.