Красавица и чудовище - Татьяна Тарасова Страница 75

Я уехала с гастролей — плохо стало папе. Примчалась в Москву, сидела рядом с ним, он умирал очень тяжело.

Тогда я стала ходить к Илюше чаще, чем надо, для разрядки. Полдня у папы, полдня с Илюшей занималась новой программой. Мы начали с «Аладдина». Стали придумывать шаги, я что-то ему предлагала, он пробовал и постепенно осмелел, стал предлагал свое. Я уже много раз писала, что люблю давать спортсменам не столько конкретные задания, сколько направление будущей работы. То есть проводить тренировки таким образом, чтобы и у ученика мозги работали: ты об этом подумай, а я об этом. Мое дело предлагать стиль, расставлять правильно элементы — это же акценты в музыке. Илья меня поразил тем, что сам себе компоновал музыку на старой аппаратуре, которую, как выяснилось, он купил, когда выиграл первые серьезные деньги. Илюша оказался самостоятельным юношей, который не только умеет складывать музыку, но и коньки точил себе сам, купив для этого специальный станок. Он в свои семнадцать лет старался все делать сам.

Я долго не знала, каков он в кругу домашних, потому что не сразу познакомилась с его семьей. Пока же я ходила к нему от умирающего отца. Привязалась и полюбила его: мальчишка хорошенький и старается ужасно, все впитывает на ходу. Не спорит. Мне с ним было, как он говорил, по кайфу.

Витя Кудрявцев меня к Илюше не ревновал, так, во всяком случае, мне казалось, но отношения у них не складывались. Витя нечасто к нему подходил и говорил только со мной: «Ты обрати внимание на это, там посмотри, тут подумай». Вите нравилось все, что я предлагала. С Витей мы проработали рядом всю нашу длинную тренерскую жизнь и относились друг к другу с большим уважением и до Илюши, и после него. Мне все говорили, что Кулик тяжелый мальчик, что к нему никто не смог найти подхода. Я же пришла только за тем, чтобы сделать программу на сезон, и никакой тяжести не ощущала. И потом, дети как-то должны себя проявлять. Наташа с мим много возилась, я над ним трудилась, Витя ведал общим процессом. Появлялись новые элементы, а поскольку Илюша хорошо владел коньком, то мог сразу исполнить то, что ему предлагалось. Он был еще недостаточно эмоционален, недостаточно артистичен, но исправлялся, старался следить за своей спиной, за своими руками.

Произвольную программу мы сделали, убирали из нее шероховатости… и у меня умер папа. Уже не до тренировок. Илья уехал на сбор, я дома занималась нашими горестными делами. Вернувшись в Москву, Кудрявцев мне пожаловался, что Илья на сборах дурака валял, безобразно тренировался, прыжки срывает. Потом Илюша мне признался, что упор им самим был сделан на физподготовку, бегал в лесу до рвоты, до полного изнеможения, падал, но заставлял себя подниматься и бежать дальше. Какие-то немыслимые нагрузки себе назначил. Илюша продолжат вытягиваться, естественно, когда человек растет, у него меняется центр тяжести, и поэтому в прыжках пропала стабильность. На следующий год, когда я уже с ним работала вплотную, он вырос еще на три сантиметра, а нога — на два размера.

Мы договаривались сделать короткую программу после сборов. Он уже к ней подготовился, разложил обязательные элементы по музыке, тем самым показав себя, в общем, молодцом. Произвольную программу я проверила, вроде все в порядке, предстояло ее только накатывать, развивать, усложнять. Я ему немножечко помогала и в прыжках заставляла Илюшу не плодить «бабочек», эго был чуть ли не главный его недостаток. «Бабочки» — это когда фигурист вместо тройного прыжка делает одинарный. «Бабочки» получаются оттого, что фигурист теряет внимание. Вот и Илюша не умел концентрироваться. Незаметно начался сезон, у него пошли первые старты. Я уехала к своему театру и только пару раз видела по телевизору, как он катался. В итоге он так выступил в первой серии Гран-При, что получил решающий старт, попадает он дальше в турниры или из них вылетает? Поехали они с Кудрявцевым на чемпионат Европы, он и там проиграл. Вышел на лед чемпионом, а в итоге не попал в тройку. Правда, поначалу стоял в компьютере третьим, но потом, так у нас нередко случается, опустился на четвертое.

Илья мне позвонил, я находилась в Германии, в нашем доме в Ганновере, спросил: «Вы можете ко мне приехать?» Я сказала, что могу, и полетела в Москву. Пришла к нему на тренировку. Он сразу к борту подъехал. Помню этот момент по секундам. Я понимаю, что на катке мне с ним не поговорить, но я его за голову обняла, спросила: «Терпишь?», он так головою затряс, как это делают малыши, а я ему: «Терпи, терпи, когда проигрываешь, надо терпеть». Мы так с ним и стояли: он — уткнувшись в меня, я — его обняв. Ему нужен был другой тренер, с Кудрявцевым отношения никак не клеились. Илюша никого другого, кроме меня, рядом видеть не хотел и, по-моему, Витя втихую радовался, что я хожу к ним на тренировки, во всяком случае он ни разу не возразил, что я занимаюсь с Куликом.

Наступило время финала турниров Гран-при — по сути дела, прикидки перед чемпионатом мира, поскольку финал проводился после чемпионата Европы. Соревнования устроили в Санкт-Петербурге, я не могла туда с ним поехать и только его туда провожала. Мы договорились, что я буду его ждать в Москве. А он в Петербурге выиграл. Оставался главный старт — чемпионат мира, который в том году проходил в Америке. Я уже ходила к Илюше как к своему ученику, он сказал: «Я прошу вас, не оставляйте меня, я буду, когда скажете, за вами заезжать». Он уже водил машину, которую купил, кстати, после той победы на чемпионате Европы.

Мы начали потихонечку узнавать друг друга. Я расспрашивала его, что ему мешает выступать, чем он занят перед соревнованиями? Не перепрыгивает ли он на тренировках, не выходит ли из него именно на них весь пыл. Как он проводит день перед стартом? Как он проводит предыдущий день? Как он спит накануне, сколько спит? Может ли он заснуть иди что-то его беспокоит? Каким образом он избавляется от бессонницы, если не может заснуть?

Казалось, какое имеют отношение к фигурному катанию мои вопросы? Вполне вероятно, что для чемпионата города или области они неуместны. Но я еще раз хочу повторить: в большом деле мелочей не бывает.

Я тоже начала что-то рассказывать о себе, о моих тренерских законах и правилах. Стала делиться с ним тем, что я за последние двадцать пять, да нет, почти за тридцать лет прошла и узнала. Как, на мой взгляд, нужно готовиться к соревнованию, как выходить на старт. Я его спрашивала про семью, про родителей, он отзывался о близких очень хорошо. В какой-то момент я поймала себя на том, что начала за него волноваться, что полюбила его, как любила своих великих и невеликих учеников. Он официально не считался моим учеником, но уже протянулась к нему незримая ниточка от моего сердца.

Провожая его на чемпионат мира, я пришла на последнюю в Москве тренировку. Он находился в хорошем состоянии, реже, чем прежде, срывал прыжки, внимательно слушал замечания. Я видела: он готов к старту. И вдруг, когда он меня уже должен был отвезти домой, мы уже сидели в его машине, он взял меня за руку: «Возьмите меня, тренировать». Я ему говорю: «Да что ты, Илюша, дружок, ты сейчас об этом не думай». — «Нет, мне нужно, мне важно знать перед тем, как я уеду на чемпионат мира, возьмете ли вы меня тренировать». Я говорю: «Давай хотя бы посмотрим, как дальше будет складываться жизнь». — «Нет, я все равно от Виктора Николаевича уйду. Вы видите, мы совсем с ним не разговариваем, меня здесь не любят». — «Это неправда, просто у тебя такой характер, ты или терзаешься, или букой стоишь». (Но действительно, у них пропал контакт. Так Витя говорил: «Нет контакта, он куда-нибудь уйдет, все равно я работать с ним не могу».) Я дипломатично: «Давай подумаем еще. Но ты, Илюша, собирайся к чемпионату, заниматься переходом сейчас некогда». — «Нет, вы скажите». Я сломалась: «Хорошо, я буду тебе помогать». И только тогда он тронул машину с места. Я обещала, что приеду к нему на тур, я говорила, что уверена — он будет выступать в турне Коллинза. Хотя для того, чтобы попасть к Коллинзу, нужно быть в мировой тройке. Там, в турне, когда я к нему приеду, мы с ним повидаемся и все подробно обсудим. Тут я хочу сделать маленькое отступление и напомнить, что такое «турне Коллинза».