Русские во Второй мировой войне - Анатолий Уткин Страница 70

Военный атташе германского посольства в Москве генерал Кестринг придерживался твердого мнения, что в непосредственном будущем агрессивная наступательная политика для СССР невозможна. Генералы Маркс и Лоссберг, ответственные за германское планирование в 1941 году, безусловно исключали наступательные действия Красной Армии даже в случае нападения на нее. Гитлер во всех своих беседах этого периода говорит об «исключительной благоприятности момента». В его словах не было обеспокоенности некой русской угрозой.

8 мая 1941 года верховное командование вермахта подчеркнуло, что состояние Красной Армии «не улучшилось, ей не хватает хорошего руководства» [20]. Именно тогда Оберкомандо вермахт — германский Генеральный штаб — пришел к выводу, что «расположение советских войск носит оборонительный характер ввиду схемы расположения мобильных частей в тылу, что определяет их функцию противостояния германским танковым дивизиям, коща те прорвутся сквозь русскую оборону. Такие мобильные русские дивизии были размещены в Пскове, Вильнюсе, Барановичах, Про-скурове и Южной Бессарабии, то есть примерно в 140 км от границы, а псковская группа даже в 500 км» [21].

Военный дневник ОКВ не содержит ни малейшего намека на угрозу предупреждающего удара Красной Армии. Запись за 22 июня гласит: «Сегодняшние доклады повсеместно подтверждают, что неожиданность достигнута повсюду. Враг только сейчас начинает организовывать сопротивление. Больших движений войск противника не замечено» [22].

Офицерская честь, пишет генерал Варлимонт, страдала от слов Гитлера о якобы «угрожающем характере расположения советских войск». От этих слов находившийся в штабе сухопутных сил генерал Варлимонт «испытывал неловкость и дискомфорт» [23].

Глава ОКВ фельдмаршал Кейтель выступал против войны с Советским Союзом — он не видел в этом необходимости. В августе он направил меморандум с этой идеей Гитлеру: нет никаких оснований предполагать, что Россия готовится к нападению на рейх. Кейтель пытался в этом отношении заручиться поддержкой Риббентропа. Той же идеи придерживался генерал-полковник Гудериан [24]. На вопрос, на какой день он намерен войти в Минск, Гудериан ответил Гитлеру — на пятый после начала войны (и вошел в Минск 27 июня). Можно ли представить большее доказательство неготовности Красной Армии? Можно ли продвигаться с такой скоростью в глубь территории противника, если он готов тебя атаковать?

Генерал Лоссберг, помощник Йодля в Вермахтсфюрунгсштабе — штабе командования вермахта, — слышал вопрос Гитлера, сможет ли он нанести удар по Советскому Союзу после победы над Британией [25]. Это не был вопрос об опасности русского удара в спину.

Немецкие историки упрекают ревизионистов, сторонников теории превентивной войны, в том, что, во-первых, те отказываются учитывать нацистскую идеологию, критически важную при определении военных целей Гитлера. Во-вторых, Гитлер видел в уничтожении любой силы на континенте сокрушение Festlandsdegen — континентального меча Британии. В-третьих, известная речь Сталина о необходимости быть готовым к войне никак не взволновала германских военных. Именно по этому поводу генерал Типпельскирх (оберквартирмейстер германского Генерального штаба) пишет, что «в высшей мере маловероятно, что Советский Союз будет вести войну против Германии в обозримом будущем» [26].

Международные специалисты

Необходимым оспорить точку зрения о превентивном характере войны посчитал целый ряд историков, начиная с Тородецкого (Израиль), Д.М. Проектора, Й.Цуккерторта, Б. Петровой [27]. В целом историографические звезды первой величины в данном вопросе — Хью Тревор-Ропер, Герхард Вайнберг, Эберхард Екель, Аксель Кун, Андреас Хильгрубер — считают, что намерение фюрера напасть на Советский Союз никоим образом не может быть объяснено в монокаузальной манере в ситуации 1941 года. Ответ на этот вопрос может быть дан лишь в контексте его Восточной программы, выработанной еще до 1933 года с целью захвата Лебенсраум — жизненного пространства на Востоке. Существует подлинное согласие в том, что в июне 1941 года «была начата не превентивная война, а началась реализация подлинных намерений Гитлера, которые были идеологически мотивированы» [28]. Гитлером владел не страх перед Красной Армией, а выполнение программы расширения германского жизненного пространства, войны на уничтожение, расово-геополитической войны. Война Германии против Советского Союза была заранее спланированной агрессивной войной.

Ведущие историки Второй мировой войны на Западе и Востоке не видели и не видят элемента реализма в перекладывании вины гитлеровской Германии на ее жертвы. Многолетний убежденный противник сталинизма, коммунистической идеологии, которого трудно заподозрить в симпатии к сталинской России, американец А. Даллин призывает высказываться с точки зрения здравого смысла: «Можно найти идеологические элементы в стандартных советских декларациях о ведении войны на территории противника, о том, что следует полагаться на помощь мирового пролетариата в случае войны — включая рабочий класс Германии. Но утверждение о реальности советского нападения на Германию в 1941 (или в 1942) году абсурдно [29]».