No Woman No Cry. Моя жизнь с Бобом Марли - Хэтти Джонс Страница 7

Я постепенно превращалась в то, что тогда именовали приятной юной леди. У Робби были и другие девушки в жизни, с которыми у него случались близкие отношения, я знала, что он не святой, но он проявлял ко мне уважение и держал их на расстоянии.

Когда мы в первый раз поцеловались, у нас было настоящее свидание. Он повел меня в «Амбассадор», местный театр, где проходили концерты и представления, а иногда и показывали фильмы. Туда все ходили: родители водили туда детей, мальчики встречались там с девочками, молодые люди — с девушками. Но свидания не входили в тетушкин список дозволенного времяпровождения, так что я не могла просто сказать Бобу: «Конечно, я хочу пойти с тобой в кино». Мне пришлось придумать историю о специальной репетиции — против репетиций тетушка не возражала, она уважала мою одержимость и попытки делать что-то свое. Конечно, она согласилась, но не преминула добавить:

— Дольше восьми или девяти не задерживайся!

— Конечно-конечно, — соврала я и убежала в кино.

Не могу вспомнить, как назывался фильм, потому что после первых нескольких минут мы уже забыли о нем. Большую часть времени мы смотрели друг другу в глаза, просто смотрели в глаза очень долго — у нас уже была такая привычка, возможно потому, что во время записи или выступления нужно постоянно переглядываться, чтобы не ошибиться. Но глаза так многое могут сказать! Я привыкла следить за тетушкиными глазами в поисках сигналов. То же самое было и с Бобом, взгляды всегда были нашим способом общения, и вместо того, чтобы смотреть на экран, мы смотрели долго-предолго друг другу в глаза и вдруг в следующий момент мы уже целовались, и — я не могла в это поверить — я просто улетела! И я видела, что он тоже! Но я лучше держала себя в руках и поняла, что это может зайти так далеко, как я и не предполагала, поэтому лучше и не думать об этом, лучше смотреть кино!

В те дни ухаживаний мы практически нигде не бывали кроме «Studio One». Мы встречались там в девять или десять на утренней записи и просиживали до перерыва, после чего обедали — котлета с кокосовым хлебом и бутылка содовой, вот типичный обед, который мы могли себе позволить, хотя иногда друзья Боба варили кашу или суп (Банни был в особенности хорошим поваром и любил экспериментировать с супами). Еще иногда мы вместе выступали. «The Soulettes» уже набирали некоторую популярность на Ямайке как женская группа, a «The Wailing Wailers» были мужской группой номер один, девушки по ним с ума сходили. Я чувствовала себя в их среде принцессой, потому что все трое ко мне относились очень хорошо, но в то же время я была так уверена в Робби, что все понимали: этот — мой. Мне даже не надо было ничего никому говорить, потому что он все равно не оставлял меня ни на минуту.

К числу моих любимых воспоминаний этого периода относится случай, в котором фигурировал Ли «Скрэтч» Перри, один из самых занятных персонажей, вышедших из глубин «Studio One». Изначально Скрэтч был уборщиком у Коксона. Но, как и все обитатели студии, он частенько давал советы, если ему приходила в голову какая-нибудь идея. Коксон был всегда открыт для советов. И примерно в то время, когда «The Soulettes» стали считаться лучшими студийными бэк-вокалистами, Коксон позвал нас и попросил поработать с Ли Перри.

Я удивилась:

— С Ли Перри? Со Скрэтчем?! Но он же дворник! Или ты шутишь?

Коксон возразил:

— Нет, в последнее время он много занимался прослушиваниями для меня, а теперь сочинил хит под названием «Roast Duck», и ему нужен бэк-вокал.

Я спросила Боба, что он думает по этому поводу, и он ответил:

— Ну, если не хочешь, то и не надо, но если ты не против, то вполне можно попробовать.

И я согласилась выполнить эту просьбу — из благодарности к Скрэтчу, потому что он всегда помогал нам на концертах таскать аппаратуру и все такое. Мы пошли и записались с ним, отдали дань уважения. Все получилось замечательно, все были в восторге. А когда запись издали, она в момент разлетелась и стала звучать из всех динамиков, произведя фурор. Ай да Перри!

Вскоре должен был состояться большой концерт в Уард-театре, и Скрэтч должен был в нем участвовать. Он буквально летал, всё не мог поверить, что это с ним действительно происходит, что мечта, которую он таил глубоко в душе, сбывается! «The Wailers», «The Soulettes», Дел рой Уилсон, «The Paragons» — все лучшие артисты «Studio One» выступали вместе, и он открывал это шоу!

И вот он вышел на сцену первым, а мы — бэк-вокали сты — за ним, и Скрэтч завел свою песню: «Я хотел бы жареную утку». А мы как эхо повторяли: «Жареную утку, жареную утку». Это была комедия! Скрэтч вообще был такой человек — ходячая комедия. На нем было навешано множество стекляшек и других штучек, и пока он пел, публика начала кидать на сцену — не камни, к счастью — бумажные стаканчики! Бумажные стаканчики дождем полетели на сцену, потом бутылки. И вот стою я на сцене и думаю: зачем мы во все это ввязались?!

Но для нас это было веселье — забавно было смотреть, как Перри убегает со сцены и понимает, что его звездный час еще не пробил, хотя он и старался его приблизить. Это случится намного позже, когда в 2003 году его альбом «Jamaica Е. Т.» выиграет премию «Грэмми» в категории «регги». А тогда я зауважала Коксона еще больше — за то что он дал Ли Перри эту возможность, как бы говоря ему: «Если ты чувствуешь, что можешь что-то сделать — сделай это!» Но для популярности недостаточно одной записи в студии: когда выходишь на сцену перед пятьюстами или пятью тысячами зрителей, ты должен им что-то дать — или они тебе дадут, бутылкой! Это был первый и последний случай, когда меня согнали со сцены.

Клемент «Сэр Коксон» Додд сыграл большую роль в жизни Боба. Он дал ему ту первую искру воодушевления, важную для каждого начинающего музыканта. Боб рассказывал, что Коксон сказал ему: «Держись, парень. Думай. У тебя получается сочинять музыку. Сочиняй. Пой». Так что даже если денег и не было, или было очень мало, Боб все равно получал необходимую поддержку от человека, которого он уважал, который мог помочь ему.

Там, где Боб жил, ситуация была прямо противоположная. Однажды он сказал мне:

— Рита, я так больше не могу.

Я посмотрела на него — он выглядел разбитым и очень грустным. Я спросила:

— Ты о чем это?

Он ответил:

— Когда мистер Тедди приходит домой ночью, он будит меня, чтобы я приготовил ему ужин. Будит не своего сына — меня. Не важно, когда он приходит, глубокой ночью или под утро, всегда повторяется одно и то же: «Вставай, Неста, разогрей мне поесть». И я должен подавать ему еду. И прислуживать утром.

Жена Тедди тоже унижала его — «как мальчишку на побегушках», говорил Боб. Потому что она все еще держала зло на мать Боба за то, что та родила ребенка от Тедди.

В тот вечер, после нашего разговора, он решил уйти от Тедди. Он пошел к Коксону, и тот сказал без раздумий:

— Если ты чувствуешь, что пора, — давай.

Коксон, конечно же, видел, как Боб несчастен и как полагается на его совет, так что просто улыбнулся и добавил: