No Woman No Cry. Моя жизнь с Бобом Марли - Хэтти Джонс Страница 6

— Ну, это девочка, — ответила я.

— А где она? Как ее зовут? Где ее отец? А можно на нее посмотреть?

Он буквально засыпал меня вопросами, в которых чувствовалась забота. Я стояла, глядя на него, и не могла вымолвить ни слова. Его реакция показалась мне очень взрослой для такого молодого человека, в сущности, еще подростка — смесь заботы и в то же время волнения. Может быть, он видел меня теперь другими глазами. Его интерес к моему ребенку вызвал у меня в душе гордость, а не стыд. Для меня это было хорошим знаком, хотя и очень неожиданным. Наконец он сказал:

— Иди домой и покорми ребенка, увидимся позже.

Тут и пришла моя любовь. Я смотрела на Боба и думала: какой же он замечательный. Коленки мои начали подгибаться. О боже, подумала я, о господи.

В тот же вечер Боб зашел в гости. Шэрон тогда было около пяти месяцев. Когда я ее принесла, он ее сразу полюбил. И она его сразу полюбила. Когда она научилась немножко говорить, но еще не могла выговорить «Робби», она называла его «Баху».

И с этого дня, где бы ни находился Боб, я всегда была рядом с ним. Он держал меня под руку, вел меня. Когда все это началось, я еще переписывалась с отцом Шэрон. Бобу это не нравилось, и он прямо так и сказал. Он настаивал на том, чтобы я прекратила эти отношения, — почему я вообще переписываюсь с мужчиной, который не помогает ни мне, ни ребенку? Наконец однажды он поймал Дрима с моим письмом к отцу Шэрон и забрал конверт. На этом переписка закончилась.

Тогда я воочию убедилась в его щедрости, такой уж он был, этот Робби, — едва у него появлялось немного денег, он приносил нам детское питание или бутылочку вина для тетушки. Даже она начала потихоньку поддаваться его чарам. «Ну, — говорила она, — я вижу, здесь что-то намечается».

И вот, сама того не ожидая, я вдруг стала считаться его девушкой. В смысле, «ну ладно, ребята, вы тут посидите, а мы пойдем». Даже Питер Тош это уважал и меня не трогал, потому что Питер был вообще-то шустрый парень: едва увидит девушку, и тут же — опа! — уже обнимает и пытается прижать.

Но Боб говорил: нет-нет-нет… это моя девушка.

И вот вскорости Коксон выпустил альбом «The Wailers» с нами на подпевках. Вышел он в 1965 году и назывался просто «The Wailing Wailers». Дрим был намного младше нас с Марлен и у него был мягкий, нежный голосок, поэтому наши женские голоса забивали его, и «The Soulettes» производили впечатление женской группы. Я была солисткой, и впоследствии, когда мы начали планировать концерты, к нам присоединились другие девушки — Сесиль Кэмпбелл и Хортенз Льюис, — потому что Дрим не всегда мог выступать из-за школы или из-за ограничения по возрасту в некоторых местах, где мы должны были петь.

Мне нравилось выступать перед публикой, под яркими огнями, внутри музыки, на сцене. И было здорово, что нам за это еще и платили. Но я все еще не была готова мысленно расстаться с относительно надежной карьерой медсестры, хоть я и любила музыку, и казалось, что к ней-то я и стремлюсь. Мы с Бобом все время проводили вместе, репетировали, разговаривали, давали друг другу советы. Одной из важных сторон наших отношений было то, что мы стали друзьями прежде, чем любовниками, мы естественным образом относились друг к другу как брат и сестра. Он учил меня разбирать ноты и другим музыкальным премудростям. Он за меня беспокоился. «Ты хорошая девушка, — предостерегал он меня, — так что не делай глупостей. Мужчины тебя еще не в те дебри могут завести, ты можешь запросто запутаться, у тебя будет много детей и никакой жизни. Так что не связывайся с ними, думай о работе. Реши для себя, действительно ли ты настолько любишь музыку или хочешь вернуться к работе медсестры, но прими решение серьезно».

Кто-то однажды сказал, что ямайские танцы это «ночной клуб, средство массовой информации, место для собраний, церковь, театр и школа одновременно». Современная ямайская поп-музыка просто называется «дэнс-холл». На самом деле этот танцевальный «холл» мог случиться где угодно, в помещении или на улице. Иногда народ собирался в каком-нибудь здании, но точно так же это могли быть двор, поле или автостоянка. Музыка была или живая, или приходил диджей с пластинками и огромными колонками. Диджей мог что-нибудь говорить поверх музыки, как американские диск-жокеи, чтобы придать толпе энергии и всех расшевелить. Иногда две звуковые установки играли друг против друга, соревновались, кто привлечет большую аудиторию, — так в Штатах, в Новом Орлеане, джаз-бэнды, встретившись на улице, пытаются заглушить и переиграть друг друга.

Хотя я всегда слушала радио и пластинки, на деле я не очень много видела, потому что меня растили в строгости, и все это было для меня внове. Я никогда не бывала на танцах, пока Боб меня не взял с собой. К тому времени «The Wailers» были одной из ведущих ямайских групп, их записи крутили на танцах и по радио. И поскольку их присутствие всегда производило впечатление и помогало продажам пластинок, им посоветовали по пятницам и субботам ходить в тот или иной танцзал. Сначала Боб даже не хотел меня брать, он говорил:

— Знаешь, завтра будут танцы, но я думаю, мне не стоит тебя брать, потому что может случиться драка.

А я смеялась:

— Так я и на драку хочу посмотреть!

Но бог с ними, с драками, — первые впечатления были для меня просто потрясающими! Смотреть, как все толкутся и обжимаются, мне было в новинку. И конечно, как Боб и предсказывал, время от времени вспыхивали конфликты — это в те дни было типично. Перестрелок тогда не было, но какой-нибудь парень вдруг разбивал бутылку или вытаскивал зазубренный нож, приставлял к горлу другого парня и говорил: «Если ты полезешь танцевать с моей девушкой еще раз, я тебя убью!»

Бывали случаи, когда Бобу приходилось брать меня за руку и спешно выводить из толпы, чтобы уберечь от летящих бутылок. Так что под конец вечера он часто ворчал: «Я же тебе говорил!» Но подобные сцены не пугали меня, потому что весь этот мир казался мне таким заманчивым — это была «настоящая жизнь», с которой я до сих пор не сталкивалась.

Еще с тех самых пор люди иногда спрашивали, приходилось ли мне выбирать между Шэрон и Бобом, как часто случается, когда строишь новые отношения, но уже имеешь ребенка, за которого отвечаешь. Но мне не приходилось делать этот выбор. Мы оба стали родителями для Шэрон, и я редко оставляла ее надолго, потому что Боб был не того сорта отец, чтобы это допустить. Он непременно напоминал мне: «Что бы ты ни делала, поторопись, потому что пора домой к ребенку», или «Думаешь, тетушка справится, пока мы заканчиваем запись?» Он был очень ответственный, и это меня бесконечно в нем впечатляло — его забота о моем ребенке, которая позволяла мне, в свою очередь, проявлять большую ответственность. Я для него была не просто девушкой, с которой можно просто забавляться и хорошо проводить время. Он даже воспитывал меня: «У тебя ребенок, не задерживайся здесь!» Или, если запись затягивалась, он говорил: «Рита, ты уверена, что еще можешь тут оставаться? Точно ребенка еще не пора кормить? Может, лучше сходишь домой и потом вернешься?» Так что он всегда внимательно за мной следил и напоминал о ребенке.