Любовный узел, или Испытание верностью - Элизабет Чедвик Страница 6

Чтобы увезти тело Эмис, пришлось перераспределить поклажу. Большую часть продовольствия навьючили на гнедого жеребца Гавейна, а поверх тюков посадили щуплого Роберта. Оливер проследил, как Гавейн помог мальчику залезть на рыжевато-коричневый круп. Этим утром Ричард выглядел угрюмым, избегал любых разговоров, однако злость в его душе явно еще не улеглась. Оливер прекрасно понимал его. Оставалось только надеяться, что надежно защищенный бристольский замок и близость родни помогут мальчику прийти в себя.

Кэтрин, судя по словам, которыми он обменялся с ней прошлой ночью, тоже понимала это. К утру ее глаза покраснели и припухли. Оливер сомневался, что только от дыма. По крайней мере, она умела и смогла плакать.

Рыцарь вспрыгнул в седло, наклонился и протянул молодой женщине руку.

– Обопритесь мне на ногу и держитесь за руку, – велел он.

– Я знаю что делать, – отрывисто бросила Кэтрин, подоткнув полу юбки за пояс. – Мой отец и муж были солдатами. Я научилась ездить верхом раньше, чем ходить.

Оливер покрепче сжал губы, чтобы подавить улыбку и удержаться от искушения ответить. Ясно, что эта женщина не любит быть кому-либо обязанной.

Рука, которую она вложила в его, была холодной, огрубевшей от работы, с короткими ногтями. На безымянном пальце блестели два кольца: одно у самого основания, второе чуть выше сустава. Оба золотые, с гравировкой. Судя по всему ее муж был редкой птицей, то есть богатым солдатом. Большинство солдат служат за пищу и оружие. Денег на роскошь им остается немного.

Оливер втащил женщину на спину коня, и она уселась не боком, как сделала бы это леди благородного происхождения, а прямо, как мужчина.

Рыцарь не смог сдержать улыбки, от которой ярко засияли его темно-серые глаза и появились две ямочки на щеках.

Кэтрин сердито уставилась на него.

– Что вас так позабавило?

– Нет, ничего. Я не забавляюсь, а восхищаюсь, – ответил Оливер, по-прежнему широко улыбаясь.

Ее чулки были чудесного фривольного красного цвета и изящно обтягивали щиколотку и икру.

Проследив за взглядом рыцаря, женщина попыталась одернуть подол, но тут же откинулась назад и выпрямилась, недовольно пробормотав:

– Пяльтесь, если уж вам так нравится, только постарайтесь, чтобы глаза не выскочили раньше, чем мы очутимся в Бристоле.

– Спасибо, постараюсь, – серьезно ответил Оливер, нисколько не смутившись. – Виной всему опять восхищение, причем не чулками, хоть они и красивы, а вашей храбростью.

Глаза Кэтрин раздраженно блеснули.

– Не расхваливайте меня, я не лошадь.

Оливер, по-прежнему ухмыляясь, перевел взгляд на уши коня.

– Держитесь за мой пояс, – распорядился он. – Я уже понял, что вы родились и выросли в седле, но если свалитесь, то погубите не только очаровательные чулочки.

Рыцарь спиной чувствовал, что Кэтрин рассердилась еще больше, однако короткая перепалка несколько разрядила мрачную ситуацию, а это было уже неплохо. Рыцарь подобрал поводья, Герой пошел боком и попытался встать на дыбы. Сзади сдавленно вскрикнули, и в его пояс вцепились две руки.

– Вы нарочно! – послышался возмущенный вопль.

– Клянусь, что нет! – запротестовал Оливер, но испортил свое заявление невольным смешком.

Он ожидал, что руки исчезнут, однако они остались. В гробовом молчании маленький отряд выехал из ворот, оставив за спиной обгоревшие развалины Пенфоса.

Сначала Кэтрин сидела позади Оливера и упорно дулась. Рыцарь предоставил ей в этом полную свободу: он не пытался ни развлечь свою спутницу, ни ухудшить ее настроение какими-нибудь колкими замечаниями.

В двенадцати дюймах от глаз молодой женщины в такт хода лошади покачивалась одетая в кольчугу спина. Сквозь звенья виднелся стеганый льняной подкольчужник с темными пятнами от стали. Пояс, за который держалась Кэтрин, был из прекрасно выделанной оленьей кожи с тисненым узором из дубовых листьев. К нему на равных расстояниях крепились оловянные медальоны, какие носят паломники. Кэтрин узнала лодку Св. Джеймса, меч Санта Фе и пальмовую ветвь Иерусалима. Наверное, рыцарь лично побывал во всех этих святых местах, потому что кожу его покрывал загар, который нельзя получить под солнцем Англии.

Гнев молодой женщины начал незаметно проходить. Она поспешно оживила в памяти момент, когда садилась на лошадь. Как расширились глаза рыцаря при виде ее манеры держаться на коне и алых чулок! Губы Кэтрин невольно сложились в улыбку. Ведь действительно забавная ситуация. Левис тоже посмеялся бы. А потом его рука скользнула бы вверх по ее ноге к бедру и… Кэтрин покрепче взялась за красивый пояс Оливера и мысленно дала себе подзатыльник. Алые чулки – это, конечно, хорошо, только подобные мысленные картинки не к месту и не ко времени.

Рыцарь должно быть почувствовал ее движение, потому что слегка обернулся. Кэтрин быстро опустила веки, чтобы не встретиться с ним глазами, поэтому не заметила ни взгляда, каким Оливер еще раз окинул красные чулочки, ни улыбки, которую он постарался согнать с лица, прежде чем снова посмотреть вперед.

Дождь перестал моросить, тучи начали постепенно расходиться. Между ними проглядывало клочками яркое голубое небо. Кэтрин принялась глядеть по сторонам. Многообразие оттенков развернувшейся с началом лета в полную силу зелени буквально ослепляло: каждое дерево радовало своим цветом, а пробегавшие по небу облака делали листву то бледно-золотой в лучах солнца, то темно-изумрудной в отбрасываемой ими тени.

Всплеск голубых крыльев и резкий крик сойки заставили молодую женщину подпрыгнуть. Где-то в лесу выкликала свою подругу кукушка. Монотонное повторение все тех же двух нот навевало сон. Дятел барабанил по стволу ясеня, выискивая под его серой корой насекомых. Кэтрин покосилась на Ричарда. Мальчик подпрыгивал на вьюках за спиной второго рыцаря и тоже, по-видимому, вглядывался в окружающий лес.

Ночью, в темноте, он свернулся калачиком и плотно прижался к ней. Кэтрин долго плакала, стараясь не зарыдать в голос. Она оплакивала и мать, и ребенка. Защищая Эмис перед Оливером, она не сказала всей правды. Эмис действительно заботилась о сыне, но так же, как заботилась бы о щенке или дорогой безделушке. Мальчика ласкали, любили и обнимали, пока ее внимание не отвлекалось на что-нибудь еще – как правило, на очередного мужчину, – и тут же отбрасывали прочь, пока новая игрушка тоже не приедалась. Кэтрин делала все, что было в ее силах, но ее постоянство, похоже, только усиливало разрушительное влияние материнских капризов. Ничего удивительного, что Ричард так сердит.

А в Бристоле их подкарауливает неизвестность в лице королевской родни. Интересно, какой прием ждет там Ричарда и ее… если их вообще ждут. Вполне вероятно, что их просто выгонят, предоставив выпрашивать подаяние среди маркитанок и прочего люда, обслуживающих войска Глостера. Может быть, стоит направиться в лагерь короля Стефана. В конце концов он кузен Ричарда. Да и сама Кэтрин не испытывала к нему никаких сильных чувств: ни неприязни, ни особой преданности. Не так уж важно, кто правит страной. Был бы мир. Перед внутренним взором молодой женщины встали картины вчерашнего побоища, и она покрепче стиснула веки, чтобы избавиться от них. Когда Кэтрин открыла глаза, перед ними заплясали яркие пятна, которые никак не удавалось прогнать из поля зрения. Она с ужасом узнала симптомы приближающейся отчаянной мигрени.