Писатели и советские вожди - Борис Фрезинский Страница 58

К моменту знакомства Слонимского с Павленко в 1931 г, у каждого из них была вполне определившаяся биография.

Михаил Леонидович Слонимский родился в 1897 г. в Петербурге (точнее — в Павловске) в литературной семье; едва закончив гимназию, воевал в Первую мировую (с 1914 по 1918), потом служил у Горького секретарем, готовился стать его биографом, но, начав всерьез писать прозу, службу бросил. Впервые напечатался еще в 1914 г., в 1922-м вышла его первая книга (рассказы) «Шестой стрелковый». Евгений Шварц, знавший Слонимского с молодости, вспоминал: «Ему лучше всего удавались рассказы о людях полубезумных, таких, например, как офицер со справкой: „Ранен, контужен и за действия свои не отвечает“ (герой его „Варшавы“). И фамилии он любил странные, и форму чувствовал тогда только, когда описывал в рассказе странные обстоятельства. Путь, который он проделал за годы нашего долгого знакомства, — прост. Он старался изо всех сил стать нормальным. И в конце концов действительно отказался от всех своих особенностей. Он стал писать ужасно просто… И чувство формы начальное потерял, а нового не приобрел» ^[480].

26 мая 1922 г. К. И. Чуковский, знавший Слонимского еще ребенком, записал в дневнике: «Чудесно разговаривал с Мишей Слонимским. „Мы — советские писатели, — и в этом наша величайшая удача. Всякие дрязги, цензурные гнеты и проч. — все это случайно, временно, не это типично для советской власти. Мы еще доживем до полнейшей свободы, о которой и не мечтают писатели буржуазной культуры. Мы можем жаловаться, скулить, усмехаться, но основной наш пафос — любовь и доверие. Мы должны быть достойны своей страны и эпохи“. Он говорил это не в митинговом стиле, а задушевно и очень интимно» ^[481]. Даже Федин, товарищ Слонимского по группе «Серапионовы братья» и будущий глава Союза советских писателей, в те годы относился к «советской власти» иначе… «Серапионовы братья», одним из основателей которых в 1921 г. был Михаил Слонимский, собирались зачастую именно в его узенькой комнатке в Доме искусств; формально они просуществовали до 1929-го (то есть почти до роспуска всех независимых литературных организаций в СССР), но фактическим временем их активного существования являются 1921–1923 гг. ^[482] Так и не став — в отличие от ЛЕФа, «Перевала», «Кузницы» — «юридическим лицом», как сказали бы теперь, группа не имела даже единой платформы (декларацию «Почему мы Серапионовы Братья?», написанную Львом Лунцем ^[483], разделяли отнюдь не все Серапионы). Однако долгие годы сентиментальная память о первых годах содружества поддерживала контакты Серапионов.

По крайней мере четверо из Серапионов (Федин, Слонимский, Тихонов и Груздев) имели очевидный вкус к делам издательским и тем самым (в советских условиях) — литературно-командным. Именно их имел в виду Николай Чуковский, когда писал: «Единство серапионов не раз помогало им в истории их отношений с другими группами литераторов. Прежде всего это сказалось внутри так называемого „старого“ Союза писателей, возглавлявшегося Федором Сологубом ^[484]. Они были приняты туда нехотя и сначала заняли самое скромное положение среди разных полупочтенных старцев, чрезвычайно себя уважавших. Но за какой-нибудь год они перевернули в Союзе все и, в сущности, стали его руководством» ^[485]. В 1929 г. Союзы писателей Ленинграда и Москвы стали соответственно ленинградским и московским отделами Всероссийского Союза советских писателей (ВССП). Именно Слонимский, Тихонов и Федин были главными деятелями ленинградского отдела ВССП, затеявшими вместе с лидерами московского отдела реформирование ВССП. Этим они оборонялись от идеологических агрессий РАППа, издательскую же независимость им давала кооперативная собственность: «Издательство писателей в Ленинграде» (ИПЛ) и московская «Федерация». (Главой первого был Федин, а в редакционном совете состояли, имея решающий голос, «Серапионы»: Слонимский, Груздев, Тихонов; секретарем совета служила легендарная подруга Серапионов Зоя Гацкевич, ставшая женой «Серапиона» Никитина). Н. Чуковский рассказывает о дипломатическом умении серапионовских лидеров избегать жестоких ударов РАППа: «„Старый“ Союз писателей в Ленинграде был их главной цитаделью вплоть до создания „нового“ Союза писателей и ликвидации РАПП. Они установили дружественные и деловые связи с родственными им писателями в Москве — сначала с Пильняком и Лидиным, потом с Леоновым и, наконец, с Павленко» ^[486].

Знакомство с Павленко — последнее звено в цепи литманевров, потерявших смысл после роспуска РАППа в 1932-м. Впрочем, у Слонимского деловое знакомство с полезным и набиравшим административную силу Павленко переросло в дружбу, продолжавшуюся до конца 1930-х гг.

Петр Андреевич Павленко был двумя годами младше Слонимского и не имел военного опыта Первой мировой. Он родился в 1899 г. в Петербурге в скромной семье воинского писаря; но с 1900 г. семья поселилась в Тифлисе. По окончании гимназии Павленко учился в Бакинском политехническом; в 1920-м он бросил институт и ушел в Красную армию военным комиссаром. Согласно справке НКВД, Павленко подозревали в том, что в 1919 г. он служил у белых ^[487]. Павленко утверждал, что состоял в РКП(б) с 1919 г., но документами подтверждался его стаж только с 1920-го ^[488]. В 1921-м он демобилизовался и служил в редакции тифлисской «Зари Востока» (первая его публикация в газете датируется 3 декабря 1922 г.: заметка «Книга в ячейке»), В 1924 г. в Тифлисе с ним познакомились «Серапионы» Тихонов и Полонская. Елизавету Полонскую поразило, что молодой безвестный журналист «был в курсе всего, что делалось в литературе в Москве и Ленинграде. Он знал все журналы, всех редакторов» ^[489].

В 1924–1927 гг. Павленко работал в советском торгпредстве в Турции, одновременно являясь собкором «Зари Востока» и одесских «Известий»… Эренбург в мемуарах «Люди, годы, жизнь» вспоминал, как в 1926 г. Павленко показывал ему Стамбул ^[490]. С 1928-го Павленко в Москве. Первый опубликованный им рассказ — «Лорд Байрон» — написан в соавторстве с Борисом Пильняком, которого он вскоре предаст. (Ахматова считала Павленко причастным к гибели Пильняка ^[491]). Наверное, Пильняк познакомил его с перевальцами, и Павленко стал членом их литературной группы. Еще в начале 1930 г. он подписывает коллективное заявление «Перевала» против нападок на группу, но быстро понимает, откуда и куда дует ветер, и в том же 1930-м из «Перевала» выходит ^[492]. Есть свидетельства, что в трагической судьбе перевальцев Павленко сыграл недобрую роль ^[493]. Вступив в московский отдел ВССП, Павленко довольно быстро занял место в руководстве Союза.