Талейран - Сергей Нечаев Страница 57

В зале заседаний поднялся шум, но Талейран как ни в чем не бывало продолжил:

— Парижский договор гласит: «Все державы, участвовавшие на той и другой стороне в настоящей войне, отправят в Вену полномочных представителей для того, чтобы принять на общем конгрессе постановления, которые должны дополнить предписания Парижского договора» [449]. Когда откроется общий конгресс? Когда начнутся его заседания? Эти вопросы ставят все те, кого привели сюда их интересы. Если бы некоторые державы, находящиеся в привилегированном положении, захотели, как об этом уже распространяются слухи, осуществить на конгрессе диктаторскую власть, то я должен сказать следующее: опираясь на условия Парижского договора, я не мог бы согласиться на признание над этим собранием какой-либо высшей власти.

Говорил Талейран почти два часа, и, надо признать, его выступление «изменило тональность всей конференции» [450]. Во всяком случае, после этого державы-победительницы не устраивали больше совещаний без участия Франции. Более того, Талейран каждый раз вел себя так, как если бы он был министром не побежденной, а победившей страны.

«Теперь за столом переговоров сидела уже “большая пятерка”. Франция получила равное право управлять работой конгресса» [451].

Биограф Талейрана сэр Генри Литтон Булвер пишет: «Талейран в Вене следовал линии поведения, которая всегда была своей собственной, независимо от правительств, которым он служил и которые полностью полагались на него — он был усердным и верным. Одним словом, он показал себя активным и очень ловким, служа политике, которую Людовик XVIII, с которым он поддерживал частную переписку, считал лучшей для своей династии и для Франции» [452].

В приведенной выше цитате кому-то может показаться странным слово «верный». Но это лишь тем, кто, следуя стереотипам, считает Талейрана «политическим хамелеоном». А некоторые вообще уверены, что дитя, брошенное в свое время родной матерью, вообще не способно на верность. Но Талейран действительно был человеком верным — верным самому себе и верным интересам Франции. И при этом Людовик XVIII, с которым Талейран действительно поддерживал частную переписку, мог считать лучшим для своей династии все, что угодно…

* * *

Напомним, Наполеон в это время находился в ссылке на средиземноморском острове Эльба, и Талейран, будучи на самом деле реалистом, постоянно напоминал и Каслри, и Меттерниху об опасности, все еще исходящей от экс-императора. Он даже советовал Людовику XVIII: «Формируется твердое убеждение в необходимости удалить Наполеона с Эльбы. Никто пока не знает куда. Я рекомендую Азорские острова. Они находятся в пятистах льё от любой большой земли. Лорд Каслри полагает, что португальцы не будут возражать. Хотя остается проблема — кто все это будет финансировать» [453].

Король согласился с этим вариантом, попросив Талейрана подготовить более конкретные предложения. К Рождеству Талейран уже писал королю, что «идея приносит плоды», и ему вроде бы удалось договориться о том, что Англия возьмет на себя расходы по содержанию Наполеона. Однако план Талейрана сорвался из-за того, что император Александр категорически отказался нарушить условия отречения, согласованные с бывшим императором французов.

И все же «благодаря железной логике Талейран выиграл первый раунд конференции» [454].

Казалось бы, «большая четверка» уже договорилась отдать России Польшу, а Пруссии — Саксонию, но очень скоро в ней наметился раскол.

Безусловно, Талейрану не было особой нужды настраивать Меттерниха против императора Александра: они и так почти не переносили друг друга. В свое время они сильно повздорили по вопросу о судьбе Швейцарии, и вследствие этого в их отношениях «появилась зияющая брешь», которая потом переросла в «открытое противоборство на всех фронтах» [455].

В Вене благородный Меттерних заявил, что его страна ни за что не отдаст Галицию, южный край Польши, и не позволит Польше сделаться марионеткой России. В ответ, говорят, Александр пригрозил ему дуэлью, но поединок конечно же не состоялся. После этого они долго не разговаривали друг с другом.

Политика Меттерниха всегда была последовательной и независимой от часто непредсказуемых решений таких людей, как Александр или Наполеон. В этом смысле ему гораздо ближе был Талейран. Тот, в свою очередь, всегда симпатизировал Австрии, а теперь убеждал Меттерниха в том, что Австрии не нужна полностью восстановленная Польша, что поляки никогда не смогут стать полностью независимыми от России и т. д. В том же духе он говорил и о Саксонии.

Талейран писал Меттерниху:

Как вы можете допустить, чтобы такой давний и достойный сосед, как Саксония, был отдан вашему подлинному врагу [456]

Гораздо труднее Талейрану было иметь дело с флегматичным Каслри — британцев мало волновало, что возрожденная Польша может оказаться под пятой у России.

Талейран в подготовленных к конгрессу директивах представлял себе «равновесие сил» в Европе совсем не так. Он писал: «Это может быть только система относительного равновесия. Абсолютное равенство сил между государствами не только невозможно, но и нежелательно для политического баланса и в некотором смысле может навредить. Такой баланс заключается в соотношении между силой сопротивления и силой нападения. Если Европа будет слагаться из государств, соотносящихся между собой таким образом, что минимальная сила сопротивления самых малых из них была бы эквивалентна максимальной силе агрессии самых крупных, тогда мы и имели бы подлинное равновесие сил. Но такой ситуации нет и никогда не будет в Европе. Реальная ситуация допускает лишь искусственный и неустойчивый баланс сил, который может поддерживаться, лишь когда крупные государства, чтобы сохранить его, руководствуются чувством меры и справедливости» [457].

В конце концов Каслри согласился с теорией Талейрана, но вот император Александр резко заявил, что русские войска находятся в Польше, что их там много, и если кому-то это не нравится, пусть он попробует выгнать их оттуда.

К концу 1814 года на конгрессе запахло новой войной. И вот тогда-то Талейран «выиграл и второй раунд: на этот раз в закулисной борьбе со своими главными оппонентами — Россией и Пруссией. Ему удалось уговорить Меттерниха и Каслри заключить секретный договор об альянсе против России и Пруссии, и 3 января он был подписан» [458].