Чингисхан - Джон Мэн Страница 49

Среди учеников Вана был подросток по имени Цю, получивший широкую известность за необыкновенную память и составление изящных стихов. Когда в 1170 году Ван умер, Цю, которому исполнилось 22 года и который взял себе имя Цянчунь («Нескончаемая весна»), занялся распространением его учения. Поэтому он был хорошо знаком с огромной даосской литературой по алхимии и верил, что определенные субстанции — нефрит, жемчуг, перламутр, киноварь, золото — при условии, что они получены искусственным путем, могут быть использованы для изготовления эликсира, продляющего жизнь. Подобно многим исламским и европейским алхимикам, символика алхимии, т. е. духовная трансмутация, занимала Цянчуня больше, нежели ее практическое применение. Но именно идея продления жизни во многом объясняла растущую популярность секты. В Бейджине секту «Полное совершенство» патронировал императорский двор Ляо, и она стала обзаводиться собственными храмами. Помимо этого, во время войны с Сун, когда города предавались огню, а сельская местность кишела разбойниками, филантропические принципы секты имели большой успех и привлекали в ее ряды новых и новых обращенных из простых людей.

Человек, подобный Цянчуню, должен был привлечьвни мание Чингиса и некоторых из его приближенных по не скольким причинам. В планы Чу Цзая входило пробудить у Чингиса интерес к какой-либо системе, которая помогла бы Небесам трансформировать кровавого убийцу-вождя варваров-кочевников в цивилизованного и одухотворенного имперского правителя.

С политической точки зрения Чингису определенно было бы выгодно привлечь к себе человека, обладающего таким добрым влиянием на его беспокойных китайских подданных. Но вопрос решила практическая сторона применения алхимии. Чингису было в тот момент за шестьдесят, и он не сможет вечно продолжать свои походы, если только то, что он услышал от Лю Веня, не было правдой, а именно что Цянчуню 300 лет и он может научить других секрету долгожительства.

На самом же деле Цянчуню в 1219 году было 70 лет, и глава секты уже получал и отклонял приглашения сунского двора. Теперь же в его храм в 500 километрах от Бейджина, в Лайджоу на полуострове Шаньдун, прибыла делегация с далекого северо-запада с более настойчивым приглашением: это было пространное письмо, составленное на китайском языке Чу Цзаем (позже его текст был выбит на нескольких стелах) и представлявшее Чингиса в облике сурового даосского мудреца-аскета. Письмо доставил Лю Вень со свитой из 20 монголов. Лю Вень находился в одном из найманских стойбищ в Центральной Монголии, когда получил приказ Чингиса. Переход через степи, Гоби и опустошенные войной сельские районы Северного Китая до храма Цянчуня занял семь месяцев.

Поначалу, подумав о том, какое путешествие нужно будет совершить, мудрец заколебался. Вторжение Чингиса в Хорезм было в полном разгаре, и он с каждым днем все больше удалялся от Китая. Лю Вень занервничал. Вдруг старик откажется, как отказался от приглашения Сун? «Император послал меня в качестве особого посланника через горы и озера, приказав ни в коем случае не возвращаться без тебя, сколько бы на это ни ушло времени, месяцы или годы». Допускаю, что в этот момент Вень мог сыграть на честолюбии Цянчуня. Если все будет хорошо, то разве встреча с Чингисом не поднимет авторитет его секты и его религии?

Ясно, что об отказе не могло быть и речи. Очень хорошо, такова воля Небес. Цянчунь приготовился к путешествию за

10 000 километров и отсутствию в четыре года. Записи о его путешествии вел ученик мудреца Ли Чичан (записи были великолепно переведены востоковедом Артуром Уэйли в книге «Путешествия алхимика», откуда взяты цитаты, приводимые в этой главе). Записки дают нам уникальное описание стран и народов Внутренней Азии в такой важный момент ее истории. Никогда еще не было возможно кому-нибудь, не говоря уже о пожилом монахе, совершать по этим землям, постоянно представлявшим собой яблоко раздора, путешествие от берегов Тихого океана до самого сердца ислама, больше того, даже до самых границ Индии, находясь под защитой одной силы, какой теперь выступала объединенная империя Чингиса. Путешествие Цянчуня — это первый пример беспрецедентной свободы, установленной беспрецедентной жестокостью, проявлявшейся предшествующие 20 лет. «Монгольский мир» (Pax Mongolica) на протяжении последующих полутора столетий позволит многочисленным западным путешественникам пересекать Евразию с запада на восток, среди них будут христианские миссионеры, купцы и ученые, и самым известным из этих путешественников станет Марко Поло.

Но первым проделал этот путь, верно, в обратном направлении человек, отправившийся в путешествие по приглашению самого Чингиса.

Через несколько дней после встречи с Лю Венем Цянчунь отправился в путь, конечной целью которого должно было стать прибытие в Хорезм или в какое-либо другое место, где мог оказаться Чингис, причем не играло роли, сколько времени понадобится, чтобы добраться туда (оказалось, что таким местом стал Афганистан, и встреча произошла через два года). Цянчуня сопровождали девятнадцать последователей и конный эскорт из пятнадцати воинов. Лю Вень со своим отрядом гарантировали безопасную дорогу, даосские священнослужители по пути следования устраивали торжественные церемонии приветствия, и Цянчунь прибыл в Бейджин, где его осаждали толпы поклонников, умолявших преподать им наставление или дать новое имя. С каждым днем становилось все труднее покинуть город. Нужно было совершить церемонию встречи полнолуния, провести посвящение в священнослужители. Пришло сообщение, что Чингис перебрался еще дальше на запад. Путешествие будет долгим, дорога трудной, а Учитель стареет. Цянчунь предложил, не лучше ли встретиться с ханом по его возвращении? Нет-нет, это не возможно. И тут вдруг Цянчунь узнает, что Лю Вень везет с собой множество девушек для пополнения ханского гарема.

— Я простой дикарь-горец, — решительно сказал старик. — Но я не думаю, что вы должны заставлять меня путешествовать с целым гаремом.

Были посланы соответствующие донесения, внесены соответствующие поправки в подготовку путешествия. Они будут передвигаться не спеша и в полной безопасности, сделают гигантский крюк, заехав в улус Темуджа, младшего брата Чингиса, что в Восточной Монголии, обойдя таким образом ненадежных тангутов и безжизненные глубины Гоби. Путе шествие продолжалось с остановками в храмах для отдыха от летнего зноя. Одно только присутствие Цянчуня вызывало чудеса: прекратилась засуха. Облако в форме зонтика прикрыло толпу от свирепого солнца, пустой колодец наполнился водой по самые края. Лето сменилось осенью. В горах к югу от Гоби их догнало полное заботы письмо от самого Чингиса (возможно, написанное тем же Чу Цзаем). «Путь перед вами, и по земле, и по воде, очень и очень трудный, но я надеюсь, что слуги и «отдых для ног» (т. е. удобства), которые я предоставлю, помогут пути показаться не таким дол гим». Зиму провели в еще одном храме, и путешествие продолжилось в марте 1221 года. Расставаясь с Цянчунем, его ученики «спросили его, горько плача, когда они могут ждать его обратно из этого невероятно далекого путешествия». Он ответил неопределенно, ссылаясь на то, что ему трудно сказать, установится ли гармония между его собственным дао и дао монголов, но под конец, когда они не отставали с этим вопросом, сказал, что он снова увидится с ними через три года. Вскоре после расставания с учениками он со своей свитой проезжал через проход Барсучья Пасть, где увидел горы человеческих костей, оставшихся после первой крупной по беды монголов в Китае, и пообещал по возвращении помолиться за отошедших в мир иной.