Китайская головоломка - Аркадий Жемчугов Страница 42

Мао Цзэдун действительно оказался не поддающимся перевоспитанию. У него на все был свой собственный взгляд. «Не существует такого понятия, как абстрактный марксизм, — заявил он в 1988 году. — Существует только конкретный марксизм. То, что мы называем конкретным марксизмом, есть марксизм, который принял национальную форму… Китаизация марксизма — так это следует называть — означает, что во всех своих проявлениях марксизм исходит из китайской специфики, применяется в соответствии с этими особенностями».

Несколько позже он выскажется иносказательно, но более резко: «Со всем иностранным следует обращаться, как с пищей, которая сначала разжевывается во рту, перерабатывается в желудке и кишечнике, смачивается слюной, желудочным и кишечным соком, а затем разделяется на отбросы, которые устраняются, и экстракт, который усваивается; только тогда пища становится полезной для нашего организма». И еще: марксизм в Китае обречен впитать в себя «приятный для слуха и радостный для глаза китайского народа китайский стиль и китайскую манеру».

* * *

С годами Мао Цзэдун становился все более опытным политическим и партийным деятелем, постигшим премудрости неизбежных в политике и дипломатии недомолвок, двусмысленностей, передержек, интриг. И все ради власти, реальную силу которой он стал осязать. Правда, всего лишь на части территории Поднебесной — в Особом районе.

…В конце ноября начале декабря 1935 года в Ваяобао нежданно-негаданно объявился Чжан Хао, кандидат в члены ЦК, сотрудник представительства КПК при Исполкоме Коминтерна. От него Мао Цзэдун и другие члены Политбюро впервые узнали о том, что в Москве от их имени и имени всей партии и даже «китайского советского правительства» обнародован так называемый «манифест 1 августа» — «Обращение ко всем соотечественникам но поводу сопротивления Японии и спасения родины», и «воззвание от 25 ноября» на эту же тему. Оба документа были написаны лично Ван Мином, лидером «московской группы» в КПК, в духе решений 7-го конгресса Коминтерна, состоявшегося в Москве в августе того же года. Ни о каком предварительном согласовании с Мао Цзэдуном и Политбюро в целом не было и речи. Представительство KПK при ИККИ, а точнее — Ван Мин, приняло решение, партия должна его выполнить!

Ответ Мао Цзэдуна последовал 25 декабря в резолюции Политбюро. В «манифесте 1 августа» и «воззвании от 25 ноября» содержался призыв незамедлительно созвать национальную конференцию по спасению родины, в которой должны принять участие представители всех партий, групп, обществ, армий, которые хотят сражаться против Японии, чтобы обсудить конкретные мероприятия по мобилизации и объединению всех патриотических сил Китая. Гоминьдан как главная на тот момент политическая и военная сила в стране был специально включен в состав участников конференции.

В решении Политбюро от 25 декабря также содержался призыв к созданию единого фронта борьбы за спасение родины. Но при этом, как бы между прочим, говорилось о том, что главными движущими силами этой борьбы являются «рабочий класс, крестьянство, городские средние слои и молодая интеллигенция». Национальная же буржуазия называлась как колеблющаяся и неоднородная часть общества, которая тем не менее может быть вовлечена в антияпонскую борьбу. А вот «компрадорская буржуазия и феодалы-помещики, высшие сановники и крупные милитаристы» напрочь исключались из единого фронта как «заклятые враги народа», «предатели родины», «лакеи империализма». Прямо не говорилось о том, что Чан Кайши — типичный представитель компрадорской буржуазии. Но этого и не требовалось. Это подразумевалось само собой.

Точки над «i» были поставлены в другом абзаце решения: «Тактическая линия нашей партии должна состоять в мобилизации, сплочении и организации всех революционных сил китайского народа для борьбы против главного врага на современном этапе — японского империализма и против главного предателя нации — Чан Кайши».

Двумя днями позже, 27 декабря, Мао Цзэдун в своем выступлении на партактиве назвал Чан Кайши «сытой собакой», а местных милитаристов из провинций Шэньси, Гуанси, Гуандун и других — «голодными собаками», с которыми можно вступать в союзы и заключать соглашения против центрального правительства Чан Кайши.

Преподнеся таким образом марксисту-ленинцу Ван Мину наглядный урок на тему единого фронта, Мао Цзэдун не забыл вставить шпильку и Коминтерну, включив в решение Политбюро от 25 декабря такой пассаж: «Авантюристические войны японского империализма в Китае и итальянского империализма в Абиссинии несомненно таят в себе опасность второй мировой войны… В результате этого возникнет положение, при котором китайская революция уже больше будет изолированной». И далее: «Поскольку оказались безуспешными все предпринятые Советским Союзом по отношению к Японии миролюбивые акции, а также в силу активных провокационных действий японского империализма, направленных против Советского Союза, СССР всегда готов выступить против этого агрессора. Таким образом, разгром японского империализма становится общей целью китайской революции, японской революции и борьбы Советского Союза против этого агрессора».

Таким виделся Мао Цзэдуну единый фронт. Различия, точнее противоречия, между документами, обнародованными а Москве, и решением Политбюро от 25 декабря, принятого в Ваяобао, лежат на поверхности. Но формально Политбюро принимало решение согласно директиве ИККИ и на основе документов, одобренных представительством КПК при ИККИ. Мао Цзэдун всего лишь несколько «дополнил» и «конкретизировал» призыв к созданию единого фронта. Именно так и было доложено в радиограмме из Ваяобао в Москву. Было доложено и о том, что Чжан Хао вместе с Пэн Дэхуаем кооптированы в состав Политбюро: это обеспечивает кворум для принятия решений в будущем.

«Прямо игнорировать указания ИККИ, по крайней мере тогда, Мао Цзэдун не мог, — свидетельствует Отто Браун, — но он мастерски владел искусством трактовать их в нужном ему духе».

В августе 1936 года Политбюро ЦК КПК во исполнение директивы ИККИ направило Чан Кайши и гоминьдану открытое письмо с предложением прекратить гражданскую войну и объединить силы для борьбы против японской агрессии. Письмо почти слово в слово дублировало директиву ИККИ, к которой был добавлен лишь один абзац. В нем содержалась откровенная брань в адрес Чан Кайши за то, что он ведет войну против коммунистов и попустительствует японской агрессии, внося тем самым раскол в китайскую нацию. Абзац заканчивался словами: «Вам не удастся свалить ответственность за это на кого-нибудь другого». Мао Цзэдун знал, что гипертрофированное честолюбие Чан Кайши исключало возможность малейших критических выпадов в его адрес, не говоря уже об откровенной брани. В итоге Мао Цзэдун выполнил директиву ИККИ, но Чан Кайши проигнорировал содержавшийся в ней призыв.

В этой же связи достоин внимания и так называемый «инцидент в Сиани».

…На рассвете 12 декабря 1936 года в городе Сиани по приказу губернатора провинции Шэнси, главнокомандующего северо-восточной армией генерала Чжан Сюэляна был арестован пожаловавший туда Чан Кайши. Руководители КПК ликовали. На срочно созванном по этому поводу митинге под открытым небом Мао Цзэдун, а за ним Чжу Дэ и Чжоу Эньлай в один голос заявили, что настало время рассчитаться с предателем китайской нации и устроить над ним публичный суд. Они заклинали, что только так можно открыть путь к прекращению гражданской войны и объединению всех сил для борьбы против Японии. Была подчеркнута необходимость провести под непосредственным руководством Чжан Сюэляна и командующего 17-й армией Ян Хучэна переговоры о формировании коалиционного правительства национального единства. К участию в переговорах пригласить представителей «всех антияпонских организаций в гоминьдановском Китае» и коммунистической партии. Выступления Мао Цзэдуна, Чжу Дэ и Чжоу Эньлая были встречены с ликованием.