Рио-де-Жанейро. Карнавал в огне - Руй Кастро Страница 42

Если сегодня у вас до сих пор захватывает дух при виде джунглей на авениде Атлантика, можете себе представить, какое впечатление побережье произвело на Марию Грэм. Со своего природного бельведера она увидела Морру де Кабритош и Морру де Катангало, а за ними виднелись Корковадо, Дойш Ирмауш, Педру да Гавеа и все то, что позже будет скрыто от взгляда частоколом небоскребов.

За ней потянулись другие посетители (немцы, французы, англичане), и их рассказы тоже описывают Копакабану такой, какой она была, когда туда почти не ступала нога человека. В 1886-м актриса Сара Бернар, приехавшая в Рио на гастроли, тоже пришла сюда, но она была смелее: Сара спустилась к воде, ополоснула в море ступни и, кто знает, может быть, устроила себе на песке пикник из курицы с фарофой, захваченной из ресторана «Карселер» на руа ду Увидор, а на десерт съела cambucás (сладкий желтый фрукт, похожий на сливу), сорвав его прямо с дерева, растущего на берегу.

Знаю, звучит невероятно, чтобы кариоки почти четыре столетия лишали себя встречи с Копакабаной. И поэтому находятся те, кто утверждает, что Рио уже был совершенен до того, как белый человек решил построить город на такой неподходящей, неровной местности. Наконец, в 1892-м, тоннели, трамваи и первые летние домики сделали Копакабану доступной и для простых смертных. Пора невинности миновала. Природа защищалась как могла, но куда ей было тягаться с человеческими настойчивостью и изобретательностью.

В 1902-м году английский цирюльник Уоллас Грин из Копакабаны, совершенно не желая того, изобрел пляжное полотенце. Побрив клиента, он решил сделать перерыв и заглянуть на пляж и, опасаясь запачкать одежду в песке, расстелил полотенце и сел на него — и таким образом решил серьезную логистическую проблему и основал новую моду. В 1906-м префект Перейре Пассуш построил вдоль пляжа Копакабаны большую дорогу — авенида Атлантика, и каждый раз, как шторма разрушали ее, случалось, даже забрасывая осьминогов в дома, следующие префекты строили ее заново. В 1919-м первое здешнее строение, маленькую церковь, безжалостно снесли, чтобы построить форт. В июле 1922-го, во время очередного бразильского политического кризиса, восемнадцать молодых офицеров (и один гражданский) вышли из этого самого форта и промаршировали по авениде Атлантика, чтобы встретить на своем пути сотни проправительственных солдат с автоматами. Несколько человек погибли на углу улицы, которую позже назвали в честь одного из них Сикуэйры Кампоша (но как раз он там не погибал), и их кровь окропила португальскую брусчатку, которой только начали мостить улицу. И та же самая мостовая после столь драматического крещения вскоре стала синонимом всевозможных удовольствий и развлечений.

В тот же день, в пяти кварталах от места баталии, бразильские и европейские рабочие завершали отделочные работы в новом шестиэтажном отеле в неоклассическом стиле, спроектированном французским архитектором Жозефом Жире, — «Паласе Копакабана». Для многих он был всего лишь одиноким белым слоном в неведомой стране. Но как только «Копа» открылся — в 1923-м, сто лет спустя после экскурсии госпожи Грэм, — вокруг него тут же начал как на дрожжах расти новый район Копакабана.

* * *

«Там был отель со своим ярким бронзовым, крохотным, как молитвенный коврик, пляжем», — это Ф. Скотт Фицджеральд говорит в «Ночь нежна» об отеле «Карлтон» в Каннах в двадцатые годы. Те же слова, и даже в большей степени, можно отнести и к «Паласу Копакабана» в те же времена, потому что с рождения этому отелю в Рио не приходилось ни с кем делить этот «коврик» и все море было в его распоряжении. Как будто на берег вытащили корабль да так и оставили, и теперь он служит украшением и главной достопримечательностью пейзажа.

Владельцы отеля, Гинле, были бразильцами французского происхождения. В 1900 году им принадлежало состояние, которое по нынешним временам составило бы два миллиарда долларов. Глава семьи Эдуардо Гинле заработал состояние на строительстве доков, гидроэлектрических систем и дорог, он основывал банки, страховые компании, вместе со своими британскими партнерами занимался сталью, телефонными системами, локомотивами, лифтами и печатными машинками. Но Эдуардо умер в 1912-м, и семеро его детей решили потратить деньги наилучшим образом — вложить их в роскошь. Кто-то из них покупал дорогие отели, частные замки, парки и сады в Рио и пригородах. Кто-то часть года проводил в Европе, разводил лошадей, играл с аристократами в поло, имел открытый счет в любом отделении Картье, пересекал Америку и Европу на арендованных поездах, соблазнял знаменитых женщин (от итальянских графинь до оперных див). За свои деньги наследники Эдуардо получили всевозможные удовольствия и никогда не сожалели о том, как потратили состояние, полагая, что деньги существуют именно для этого. Ни один бразильский богач не умел жить так, как семейство Гинле.

Но в их мотовстве была и определенная щедрость. Или как минимум некоторая красота: их собственность в Рио, Петрополисе, Терезополисе и даже остров Брокоиу в заливе Гуанабара — жемчужины архитектуры. Некоторые из них существуют и до сих пор: один из их дворцов в Ларанжейраш стал резиденцией президента республики (сегодня там живет правитель штата); другие превратились в иностранные посольства. А до этого исполняли самые разные функции. Именно один из Гинле отправил черного флейтиста Пишингинью и еще несколько бразильских музыкантов, исполнявших как классическую, так и популярную музыку, на гастроли в Европу в двадцатые годы. Еще один помог любимому клубу семьи «Флуминенсе», построив футбольный стадион и потрясающую штаб-квартиру в Ларанжейраш, на земле, которую сам же клубу и подарил. Еще один основал госпиталь, «Гаффре-Гинле», где бесплатно лечили бедняков. Даже строительство «Паласа Копакабана» было своего рода филантропией, но уже по отношению к богатым туристам: в нем разместилось 230 комнат, и на каждого гостя приходилось по три человека прислуги, так что он был убыточным изначально. И изменить это вряд ли удалось бы: даже если бы калифы и раджи приезжали туда ежедневно целыми караванами, они не смогли бы окупить такую роскошь.

Отавиу Гинле, сын того самого патриарха, построил «Копа» так, как строили в старину, с любовью, и вложил в него очень много денег. Цемент привозили из Германии, мрамор из Каррары, бронзовое литье из Венеции, люстры из Чехословакии, фарфор из Лиможа, мебель из Швеции, шеф-повар Огюст Эскоффье приехал из лондонского отеля «Савой», а все остальное: стекло, столовое серебро, униформа, акцент и звезда бала в честь открытия, Мистенгетт, — прибыло из Франции. Гости тоже приезжали со всего света, и, едва открывшись, «Копа» тут же стал частью жизни международной элиты. В 1933 году, когда в Голливуде создавали его копию для «Улетая в Рио» с Фредом и Джинджер (это первый совместный фильм знаменитой пары, они там танцуют «Кариоку»), в «Копа» уже десять лет постоянно приезжали особы, отмеченные знатностью, талантом, острым умом или хотя бы очень толстым кошельком, да и вообще самые разные влиятельные люди.

В 1929 году в одной из его комнат президента Вашингтона Луиша ранила из пистолета его любовница Ивонетт Мартен, но скандал так и не покинул стен отеля. И там же, в «Копа», в 1931-м будущий король Эдуард VIII завел роман с социалисткой-кариокой Негрой Бернандес, а вернувшись в Лондон, засыпал ее письмами, умоляя переехать к нему. Именно из окон «Копа» в 1942-м Орсон Уэллс в ярости вышвыривал в бассейн стулья, после того как ему позвонила, сказав, что бросает его, любовница, мексиканская звезда Долорес дель Рио, и в виде исключения отель ему это простил. А Марлен Дитрих, выступая в Золотом зале, где проходили самые блистательные шоу «Копы» (в 1959 году, через тридцать лет после «Голубого ангела»), требовала, чтобы за кулисами стояло ведро для шампанского с песком: чтобы она могла пописать между «Лили Марлен» и «Снова влюбляюсь», не переодеваясь (у нее было такое узкое платье, что она просто не могла закатать его до талии). Все эти и многие другие знаменитые истории составляют сагу «Паласа Копакабана». Но вот что интересно: а как же истории, о которых так никто и не услышал, где замешаны персоны настолько важные, что Рио не знал даже об их приезде, поскольку отель как всегда безупречно хранил чужие тайны? Через его холлы, рестораны и спальни прошло очень много таких людей. И так же как Отавиу Гинле, отель спокойно воспринимал славу и известность своих посетителей.